В буче - страница 55
Вечером первым пришел на бюро Бальцер, отсвечивающий кругло выточенной
головой. Ему было лет сорок пять, он был самым старым из членов бюро, над нагрудным
карманом его партийки поблескивал орден Боевого Красного Знамени.
Следом явился Георгий Остапович, отдуваясь и потирая шею.
‐ Тебе тоже топлива не надо, всегда жарко? ‐усмехнулся Иван.
Оказались мы с тобой в такой парне, шо сто потов сойдет. Как Зощенко пишет: втравил ты меня в поездочку. Ну, слушайте итоги.
Больше всего запас оказался у спичечной фабрики – дней на двенадцать. Меньше
всего у «Металлиста» ‐ на три дня. У остальных ‐ от пятидневки до декады.
‐ Та‐ак,‐ Сказал Бальцер. ‐ Нужны чрезвычайные меры.
Скоро сошлись другие члены бюро. Молча занял одно из кресел Банков, попыхивая
трубочкой, еще в дверях небрежно приложил руку к шапке со звездой Подольский, начальник Томского оперсектора ОГПУ; со снятой шапкой отдал поклон директор
университета Щетинин, каждому пожал руку редактор городской газеты «Красное знамя»
Дроботов.
Когда Иван бродил по пустым складам, он чувствовал злую беспомощность перед
головотяпом из гортопа. Страшно было подумать, как мог подвести город этот
незнакомый, чужой человек, находящийся со всеми потрохами во власти Ивана, но не
связанный с ним на одной паутинкой от сердца к сердцу. И сейчас, видя рядом старого
приятеля Трусовецкого, встречая Байкова и других членов бюро ‐ самых близких
товарищей, посланных партийной судьбой, он испытывал тихое счастье облегчения.
‐ Давай, Остапыч, информируй, ‐ сказал он и. хотя слышал уже информацию, опять
под конец возмутился, будто узнал внове:
‐ Черт‐те что, товарищи! Страна, как паровой котел на пределе, дрожит от
перенапряжения, а у нас тишь да гладь, да божья благодать. Товарищ Сталин разгоняет
такие темпы, аж дух захватывает, а мы заводы останавливаем.
‐ Партия разгоняет темпы,‐ негромко поправил Байков.
‐ Ну‚ догматик, ‐ усмехнулся Иван конечно партия. Партия дала по шапке Рыкову, партия требует темпов и темпов. Мы то с Трусовецким знаем, сами на шестнадцатой
конференции утверждали пятилетку. Но кто главный исполнитель воли партии? Сталин.
Вот он сверху беспощадно и раскручивает мотор.
‐ А слыхали, какую частушку контрики пустили? ‐ опросил Подольский: Калина‐малина.
Шесть условий Сталина,
Восемнадцать Рыкова, Сто Петра Великого.
‐ Дурница какая‐то, пробормотал Георгий Остапович.
‐ Антисоветская дурница‚ ‐ уточнил Иван‚ ‐ Враг работает, будьте здоровы!
Бальцер сказал:
‐ Вернемся к топливу.‐ И стал читать предложения. ‐ Создать чрезвычайную тройку по
топливу: Москалев, Трусовецкий, Подольский. Возложить на Трусовецкого мобилизацию
гужевого транспорта, а сегодня ночью ‐ вывозку из бань, вузов и жилых домов дров и угля
на завод «Красное утро». Поручить Подольскому проверить по своей линии весь аппарат
гортопа и отправить на лесоучастки принудчиков, получивших по пятнадцать суток
принудработ. Щетинину со всех вузов и втузов отправить на дровозаготовки триста
студентов, по возвращении создать им льготные условия для сдачи сессии. Обязать
Дроботова бить тревогу в газете. Байкову обеспечить агитаторами бригады, отправляющиеся в лес. За Москалевым ‐ общее руководство и связь с начальником
Томской дороги по вопросу о задержке угля.
Байков поднял руку с трубкой:
‐ Есть добавления. Байкову выехать на лесоучастки, Бальцеру ‐ на станцию Тайга.
Сдается мне, что наш уголек свистит по магистрали, не заезжая в аппендицит.‐ И добавил:
‐ А то неловко нам перед товарищами: мне работы на три часа дали, а Бальцера совсем
обидели. Пфр‐пфр‐пфр!
‐ Ну‐ну, проветрись на морозе! ‐ согласился Иван. Бальцера намечалось в горкоме
придержать для текущих дел. К тому же, в Кузбассе прорыв ‐ на уголек надежда плохая.
Ну, да ладно, испытать все надо. Принято? Принято.
После бюро осталась чрезвычайная тройка.
Москалев составлял разнарядку на людей и гужевой транспорт, чтобы утром все это
двинуть из города. Трусовецкий и Подольский по очереди наседали на телефон, и
Москалев чувствовал по их тону, что дело начинает раскручиваться. Где‐то уже запрягали
сани, где‐то открывали полупустые склады, где‐то милиционеры выводили принудчиков, ничего не понимающих спросонья.
Добродушно‐медлительный голос Георгия Остаповича сменялся звенящим режущим
ухо голосом Подольского:
‐ ДПЗ на провод…УТК на провод… Дежурного оперативника в кабинет к Москалеву.
Подольский был резкий, лихой, красивый. Его матово белое лицо оттенялось жгучей
чернотой изящных усиков и вьющихся волос, косой падавших на лоб. Правый глаз у него
кажется был поврежден – он видел, но всегда был прищурен, будто нацеливался в
каждого, на кого смотрел.
‐ Зачем ко мне оперативника‐то вызвал? ‐ спросил Иван с улыбкой, радуясь, этому
четкому и напористому человеку.
Подольский сказал Трусовецкому:
‐ Видал? Хочет, чтоб я по телефону приказывал о вашем гортопе!
Когда товарищи отзвонились, Москалев вызвал гараж и велел сторожу поднимать
Мишу. Пока подъехал «Бьюик», успели встретиться с оперативником и пошутить над
Подольским, который, после разговора при всех, пошел еще провожать своего
подчиненного.
Вышли на ночную улицу, и мороз зазнобил утомленные тела. ‐ Вот это да‐а! ‐ сказал
