День учителя - страница 177
— Как потеряли?!
— Сережа предложил родителям вложить деньги в банк, где он работает, чтобы получить проценты и купить ему отдельную квартиру. Они и согласились. Банк в августе лопнул, Сергея уволили. Так что у него теперь ни денег, ни работы. Дядя Коля в больницу слег. К нему моя мама ездила вчера.
— А зачем она ездила?
— Ну как? Ты же знаешь маму, все-таки он ее брат.
— Он же ее в тюрьму вместе с нами со всеми грозился посадить!
— Ну, это он горячился…
— Так вы что же это теперь?! Планируете дружить домами?
— Я — никогда.
Андрей Иванович удовлетворенно кивнул головой, давая понять, что полностью разделяет решение супруги. Нет, после сказанного ею смотреть телевизор больше не было никакой возможности. До него постепенно начал доходить смысл сказанного Ириной. Деньги! Десять тысяч долларов, давшиеся с таким трудом, пропали даром! И у Коростелевых их нет, не пошли они им впрок, и они с Иркой остались все в долгах! Ради чего же тогда?..
Да, тогда его недоверие к Шамилю оказалось справедливым. Год назад, в конце августа, Мирошкины вернулись из Термополя в Москву, затем минули сентябрь и октябрь, а чеченец и не думал раскошеливаться. Ирина нервничала. Они каждый день ругались. Ирину Алексеевну, заявившуюся было к Шамилю домой, Алла Исаева почти выставила за дверь. Старушка потом звонила внучке и, таясь от дедушки, которого она, судя по всему, и тут оберегала от правды, плакала, ругала и Шамиля, и дядю Колю. «Вот ведь какие люди, — поражалась она, — всего им мало. Да нас, когда мы после войны приехали в Термополь и не знали, где жить, приютили совсем посторонние люди — семья коллеги Петра Николаевича. Они, как узнали, что нам отвели класс в школе, тут же отдали в своей двухкомнатной квартире одну комнату. «Живите, — говорят, — пока, нам и одной хватит». И ничего нам не надо было. Первая мебель, которую мы заимели, — двадцать ящиков из-под тротила. Я их вымыла, а дедушка по комнате расставил. Посторонние люди нам помогли, а ведь Николай — брат Тани, и Шамиль нам был как родной…»
Нет, дядя Коля вовсе не собирался довольствоваться тем, что имел, а уж тем более делиться. Правда, он, успокоенный обещаниями Ирины, подождал до конца сентября, но затем, как бы собравшись с силами, они с тетей Светой взялись за Мирошкиных с удвоенной энергией. Вновь посыпались телефонные звонки и письма в милицию. Еще один раз дядя Коля приходил лично и довел Ирину до того, что она, схватив с полки икону (подарок Татьяны Кирилловны), кинулась в ноги Коростелеву, заклиная его уйти. Тот, слегка смутившись, убрался, но не отступил. В таком аду Мирошкины прожили до конца ноября. Нервы у Ирины сдали, когда тетя Света наконец прокляла ее и пожелала, чтоб у племянницы никогда не было детей. С Ириной сделалось дурно, она упала на диван и начала биться в конвульсиях. Плакать женщина не могла, хотя и пыталась, но вместо рыданий из ее горла вырывался жуткий хрип. И это было страшно. Мирошкин бросился ее успокаивать, и… супруги приняли решение сами собрать десять тысяч долларов. Как он на это согласился, Андрей объяснить не мог. «В конце концов, — решил он, — поскольку покупку доли площади будем оформлять на Ирину, эта выкупленная половина квартиры будет считаться совместно нажитым имуществом, а раз так — пять тысяч долларов всегда можно будет с них потребовать».
Дядя Коля принял известие о согласии Мирошкиных заплатить так, как принимают безоговорочную капитуляцию противника — с радостью, хотя и без сильных внешних ее проявлений. Андрей не ждал от Коростелева такого неожиданного спокойствия, настолько эмоционально тот добивался денег. Возможно, и сам Коростелев поначалу не до конца осознавал, что у него все получилось. Он даже попытался, для верности, еще немного поугрожать. Но особенно в этот раз не увлекался. Напоследок дядя Коля выговорил условие: оформление сделки будет производиться за счет Мирошкиных. Это должно было стоить им еще без малого одной тысячи долларов. Но возражать не стали — все-таки не тринадцать тысяч. На сбор денег Андрею и Ирине давалось время до Нового года. Среди их знакомых не было человека, способного одолжить такую гигантскую сумму разом. Сами Мирошкины, конечно, имели сбережения, но то были крохи. Родители Ирины не располагали и этим. Впрочем, Петрович дал им телефон некого Анатолия, сына его хорошего знакомого. Анатолий (или просто Толя) трудился в «Мариэле» — крупной компании по обороту недвижимости в Москве. Он обещал помочь с оформлением документов. Андрей обратился к своим в Заболотск, и старшие Мирошкины, поохав-поахав и в очередной раз прокляв Петровича, передали сыну тысячу долларов сроком на год. С подружек Ирины удалось собрать от ста до двухсот долларов на разные сроки — в общей сложности получилась тысяча семьсот долларов. Еще тысячу Ирина заняла у коллеги — лаборантки с кафедры истории России. Это была богатая женщина, успешно вышедшая замуж за однокурсника, сделавшего капитал в период приватизации. Она работала в педуне просто для того, чтобы не скучать дома, — детей у нее пока не было. Общаясь на кафедре с интеллигентными людьми, эта дама отдыхала от общества тех полубандитов и откровенных бандитов, с которыми ей приходилось дружить дома. Больше тысячи она дать не могла — деньги были нужны на покупку новой мебели, да и перед неуклонно надвигавшейся деноминацией разбрасываться долларами не хотелось. Мало ли что? От нее тысячу Мирошкины получили также на год, но под процент — вернуть предстояло уже тысячу сто. А вот источник получения еще одной тысячи Ирина не хотела называть несколько дней, до тех пор пока Мирошкин не начал шутить, что жена получила эти деньги от любовника.
