Меня называют Капуцином - страница 49

Лето я провел как всегда у Рыбаковых, а осенью, не сказав никому о своем намерении, я купил себе ружье – двухстволку, заплечный мешок, подзорную трубу, компас и непромокаемый резиновый плащ; в заплечный мешок я положил смену белья, две пары носок, иголку и катушку с нитками, пачку табаку, две французские булки, и полголовки сыра; на правое плечо повесил двухстволку, на левое бросил резиновый плащ и, выйдя из города, пошел пешком, куда глаза глядят.

Я шел полем. Утро было прохладное, осеннее. Начинался дождь, так что мне пришлось надеть резиновый плащ.

«Когда сон бежит от человека…»

Когда сон бежит от человека, и человек лежит на кровати, глупо вытянув ноги, а рядом на столике тикают часы, и сон бежит от часов, тогда человеку кажется, что перед ним распахивается огромное черное окно, и в это окно должна вылететь его тонкая, серенькая, человеческая душа, а безжизненное тело останется лежать на кровати, глупо вытянув ноги, и часы прозвенят своим тихим звоном: «вот еще один человек уснул», и в этот миг захлопнется огромное и совершенно черное окно.

Человек, по фамилии Окнов, лежал на кровати, глупо вытянув ноги, и старался заснуть. Но сон бежал от Окнова. Окнов лежал с открытыми глазами, и страшные мысли стучали в его одервеневшей голове.

Шапка

Отвечает один другому: «Не видал я их». «Как же ты их не видал, – говорит другой, – когда сам же на них шапки надевал?» – «А вот, – говорит один, – шапки на них надевал, а их не видал». «Да возможно ли это?» – говорит другой с длинными усами. «Да, – говорит первый, – возможно», – и улыбается синим ртом. Тогда другой, который с длинными усами пристает к синерожему, чтобы тот объяснил ему, как это так возможно, шапки на людей надеть, а самих людей не заметить. А синерожий отказывается объяснять усатому и качает своей головой и усмехается своим синим ртом.

– «Ах, ты дьявол, ты этакий, – говорит ему усатый. – Морочишь ты меня старика! Отвечай мне и не заворачивай мне мозги: видел ты их или не видел?»

Усмехнулся еще раз, другой, который синерожий и вдруг исчез, только одна шапка осталась в воздухе висеть.

– «Ах, так вот кто ты такой!» – сказал усатый старик и протянул руку за шапкой, а шапка от руки в сторону. Старик за шапкой, а шапка от него, не дается в руки старику. Летит шапка по Некрасовской улице мимо булочной, мимо бань. Из пивной народ выбегает, на шапку с удивлением смотрит и обратно в пивную уходит. А старик бежит за шапкой, руки вперед вытянул, рот открыл; глаза у старика остекленели, усы болтаются, а волосы перьями торчат во все стороны.

Добежал старик до Литейной, а там ему наперерез уже милиционер бежит и еще какой-то гражданин в сером костюмчике. Схватили они безумного старика и повели его куда-то.

Поздравительное шествие

Артамонов закрыл глаза, а Хрычов и Молотков стояли над Артамоновым и ждали.

– Ну же! Ну же! – торопил Хрычов.

А Молотков не утерпел и дернул стул, на котором сидел Артомонов, за задние ножки, и Артомонов свалился на пол.

– Ах так! – закричал Артомонов, поднимаясь на ноги. – Кто это меня со стула сбросил?

– Вы уж нас извините, – сказал Молотков, – мы ведь долго ждали, а вы всё молчите и молчите. Уж это меня черт попутал. Очень уж нам нетерпелось.

– Нетерпелось! – передразнил Артомонов. – А мне пожилому человеку по́ полу валяться? Эх, вы! Стыдно!

Артомонов стряхнул с себя соринки, приставшие к нему с пола, и, сев опять на стул, закрыл глаза.

– Да что же это? А? Что же это? – заговорил вдруг Хрычов, глядя то на Молоткова, то на Артомонова.

Молотков постоял некоторое время в раздумье, а потом нагнулся и дернул задние ножки Артомоновского стула. Артомонов съехал со стула на пол.

– Это издевательство! – закричал Артомонов, – Это уже второй раз меня на пол скидывают! Это опять ты, Молотков?

– Да уж не знаю как сказать, товарищ Артомонов. Просто опять какое-то помутнение в мозгу было. Вы уж нас извините, тов. Артамонов! Мы ведь это только от нетерпения! – сказал Молотков и чихнул.

– Пожалеете об этом, – сказал Артомонов, поднимаясь с пола. – Пожалеете, сукины дети!

Артомонов сел на стул.

– Я тебе этого не спущу, – сказал Артомонов и погрозил кому-то пальцем.

Артомонов долго грозил кому-то пальцем, а потом спрятал руку за борт жилета и закрыл глаза.

Хрущев сразу заволновался:

– Ой! Что же это? Опять? Опять он! Ой!

Молотков отодвинул Хрущева в сторону и носком сапога выбил стул из-под Артамонова. Артамонов грузно рухнул на пол.

– Трижды! – сказал Артомонов шепотом. – Хорошо-с!..

В это время дверь открылась и в комнату вошел я.

– Стоп! – сказал я. – Сегодня Наталии Ивановне исполнилось семьдесят лет. Прекратите это безобразие!

Артомонов, сидя на полу, повернул ко мне свое глупое лицо и, указав пальцем на Молоткова, сказал:

– Он меня трижды со стула на пол скинул…

– Цык! – крикнул я. – Встать!

Артомонов встал.

– Взяться за руки! – скомандовал я.

Артомонов, Хрущов и Молотков взялись за руки.

– А теперь за-а мной!

И вот, постукивая каблуками, мы двинулись по направлению к Детскому селу.

Бытовая сценка

Водевиль