Мещанское счастье - страница 9
Егор Иваныч вышел на лужайку и на ней увидел две небольшие могилки. Это заняло его. «Кто бы тут похоронен был? — думал он. — Как странно — в лесу!» Оглянувшись кругом, он увидел, что его отовсюду окружает лес. Недолго думая, он влез на самое большое дерево и отсюда рассмотрел дорогу. Он вышел на дорогу и, заслышав бабьи голоса, пошел на них. Показались три бабы. Старшая тараторила что-то. Молотов обратился к старшей.
— Тетушка! — крикнул он.
Бабы оглянулись, отвесили по низкому поклону, в полспины, как обыкновенно делают деревенские простолюдины, встречая всякого одетого по-барски.
— Чего тебе, батюшка? — спросила старшая.
— Не знаешь ли, тетушка, чьи там могилки?
— Где это, барин, могилки?
— Вот тут и есть, у реки, на лужайке.
— А! — вскрикнула баба. — Есть могилки, есть… это Мироновы детки… двое померло…
— Отчего же они там похоронены?
— Кто… детки-то? А некрещены померли.
Она подняла глаза к небу, вздохнула и, сказавши: «Господи помилуй, Господи помилуй», понурила голову. Но вдруг лицо ее оживилось, и ока заговорила:
— Известно, некрещеное дитя да померло — это все одно что дерево… Где ни закопай, все равно… В нем и духу нет… ото уж такой человек… без духу он родится… пар в нем… Этаконького и не окрестишь, так и помрет… бог не попустит, нет…
— Откуда ж ты взяла, что в некрещеном духу нет? — спросил Молотов.
— А чего ж христианское дитя да без крещения помирает? Разве можно? — не можно… Иной и вовсе мертвенькой родится… у этого и пару нет… Некрещеное дитя, так, знать, и родится не святое дитя.
Баба развела руками и замолчала. Подивился Молотов бабьему смыслу.
— Прощай, тетушка, спасибо, — сказал он.
— Прощай, батюшка.
Еще более подивился Молотов бабьему смыслу, когда после оказалось, что поверье о некрещеных детях у бабы было чисто личное, что оно в деревне никому не известно. Ему попалась баба-поэт, баба-мистик. Может быть, ей самой до сих пор не приходилось объяснять себе непонятную для нее судьбу некоторых детей, и вот, лишь только пришел ей в голову вопрос о детях, она, не желая оставаться долго в недоумении, сразу при помощи своего вдохновения миновала все противоречия и мгновенно создала миф. И очень может быть, что этот миф перейдет к ее детям, внукам, переползет в другие семьи, к соседям и знакомым, и чрез тридцать — сорок лет явится новое местное поверье, и догадайтесь потом, откуда оно пошло. Не одна старина запасает предрассудки, они еще и ныне создаются. Удивительно то чувство, с которым простолюдин относится к природе: оно непосредственно и создает миф мгновенно.
Легкая грусть напала на Молотова. Он задумался и пошел медленно назад… Неужели судьба детей опечалила его?.. Но, во всяком случае, то была приятная грусть, которую жаль согнать с души. Он вздохнул, лег на траву и долго задумчиво смотрел на небо, голубое-голубое, как детские голубые глаза. Он следил за полетом золотистых облачков, которые тянулись по небу. Неужели он думал: «Куда это бегут облака?» — ведь это ребячество. Улыбнулся он задумчиво… Но вдруг раздался треск сухого дерева. Молотов не мог понять причину звука, встал на ноги и осмотрелся кругом. Потом пошел отыскивать лодку; пора было домой. Когда он на возвратном пути проезжал мимо Илличовки, то увидел, как девушка какая-то в белом кисейном платье порхнула между кустами и быстро скрылась. «Кажется, Елена Ильинишна», — подумал Молотов. Ему вспомнился вчерашний разговор… «Что это, в самом деле, за девушка? — думал он. — Не знаю я их. Только, кажется, Лизавета Аркадьевна ошиблась». Егора Иваныча недолго занимал этот вопрос. Он вдруг налег на весла и стал работать ими что есть силы. Лодка полетела быстро, вода шла вьюром от весел и щелкала в бока. Молотов вернулся домой к обеду.
После обеда в комнату Егора Иваныча вошел Обросимов.
— Как ваши занятия идут? — спросил он.
— С библиотекою кончил, — отвечал Егор Иваныч.
— Совсем ныне отстал от учебного дела, — говорил Обросимов. — Вот уже лет десять, как у меня так и валят книги и журналы без всякого порядка… Не нашли ли еще чего-нибудь интересного?
— Нет, Аркадий Иваныч, не нашел…
Надо заметить, что Молотову удалось отыскать между разным хламом дневник, веденный дедом Обросимова.
— Там еще на чердаке есть шкаф с книгами, да по чуланам и подвалам надобно посмотреть; я уверен, что есть там кое-какие клочки.
— Я посмотрю, — отвечал Молотов.
— Вы, пожалуйста, Егор Иваныч, очень не беспокойтесь, не торопитесь; ведь дело не к спеху… Теперь гулять надобно.
— Какой у вас прекрасный лес, Аркадий Иваныч; я сегодня гулял в нем…
— Здесь прежде были заповедные леса с непроходимыми чащами, медведями и разбойниками… Что дубу одного было!.. Теперь совсем не то, что прежде.
Но Молотов заметил, что у Обросимова есть что-то на уме, что он не договаривает.
— Вот нам и гулять некогда, — говорил Обросимов, — забот полны руки, посевы, по фабрике работы… да что, совсем закружился… книги давно не держал в руках… Хотел отыскать одну статейку в газетах… крайне необходимо… до сих пор не мог собраться…
— Не угодно ли, Аркадий Иваныч, я отыщу?
— Ведь листов двести придется перебрать.
— Помилуйте, у меня много свободного времени…
— Очень благодарен вам…
— Позвольте узнать заглавие статьи?
— Кажется, о компосте… только знаю, что об удобрении. Видите, вам немало будет работы, я даже и заглавия подлинного не помню.
— Я подобные заглавия все выпишу…
— Благодарю вас… Э, да что это у вас? — спросил Обросимов, переменяя разговор. — Никак, тут вся усадьба старосты Мирона?
