Макар Чудра и многое другое… - страница 122

Н а т а ш а. Пусти-ка… куда это ты?

А к т е р. Искать город… лечиться… Ты – тоже уходи… Офелия… иди в монастырь… Понимаешь – есть лечебница для организмов… для пьяниц… Превосходная лечебница… Мрамор… мраморный пол! Свет… чистота, пища… всё – даром! И мраморный пол, да! Я ее найду, вылечусь и… снова буду… Я на пути к возрожденью… как сказал… король… Лир! Наташа… по сцене мое имя Сверчков-Заволжский… никто этого не знает, никто! Нет у меня здесь имени… Понимаешь ли ты, как это обидно – потерять имя? Даже собаки имеют клички…


Наташа осторожно обходит Актера, останавливается у кровати Анны, смотрит.


Без имени – нет человека…

Н а т а ш а. Гляди… голубчик… померла ведь…

А к т е р (качая головой). Не может быть…

Н а т а ш а (отступая). Ей-богу… смотри…

Б у б н о в (в двери). Чего смотреть?

Н а т а ш а. Анна-то… померла!

Б у б н о в. Кашлять перестала, значит. (Идет к постели Анны, смотрит, идет на свое место.) Надо Клещу сказать… это – его дело…

А к т е р. Я иду… скажу… потеряла имя!.. (Уходит.)

Н а т а ш а (посреди комнаты). Вот и я… когда-нибудь так же… в подвале… забитая…

Б у б н о в (расстилая на своих нарах какое-то тряпье). Чего? Ты чего бормочешь?

Н а т а ш а. Так… про себя…

Б у б н о в. Ваську ждешь? Гляди – сломит тебе голову Васька…

Н а т а ш а. А не все равно – кто сломит? Уж пускай лучше он…

Б у б н о в (ложится). Ну, твое дело…

Н а т а ш а. Ведь вот… хорошо, что она умерла… а жалко… Господи!.. Зачем жил человек?

Б у б н о в. Все так: родятся, поживут, умирают. И я помру… и ты… Чего жалеть?


Входят: Лука, Татарин, Кривой Зоб и Клещ. Клещ идет сзади всех, медленно, съежившись.


Н а т а ш а. Ш-ш! Анна…

К р и в о й З о б. Слышали… царство небесное, коли померла…

Т а т а р и н (Клещу). Надо вон тащить! Сени надо тащить! Здесь – мертвый – нельзя, здесь – живой спать будет…

К л е щ (негромко). Вытащим…


Все подходят к постели. Клещ смотрит на жену через плечи других.


К р и в о й З о б (Татарину). Ты думаешь – дух пойдет? От нее духа не будет… она вся еще живая высохла…

Н а т а ш а. Господи! Хоть бы пожалели… хоть бы кто слово сказал какое-нибудь! Эх вы…

Л у к а. Ты, девушка, не обижайся… ничего! Где им… куда нам – мертвых жалеть? Э, милая! Живых – не жалеем… сами себя пожалеть-то не можем… где тут!

Б у б н о в (зевая). И опять же – смерть слова не боится!.. Болезнь – боится слова, а смерть – нет!

Т а т а р и н (отходя). Полицию надо…

К р и в о й З о б. Полицию – это обязательно! Клещ! Полиции заявил?

К л е щ. Нет… Хоронить надо… а у меня сорок копеек всего…

К р и в о й З о б. Ну, на такой случай – займи… а то мы соберем… кто пятак, кто – сколько может… А полиции заяви… скорее! А то она подумает – убил ты бабу… или что… (Идет к нарам и собирается лечь рядом с Татарином.)

Н а т а ш а (отходя к нарам Бубнова). Вот… будет она мне сниться теперь… мне всегда покойники снятся… Боюсь идти одна… в сенях – темно…

Л у к а (следуя за ней). Ты – живых опасайся… вот что я скажу…

Н а т а ш а. Проводи меня, дедушка…

Л у к а. Идем… идем, провожу!


Уходят. Пауза.


К р и в о й З о б. Охо-хо-о! Асан! Скоро весна, друг… тепло нам жить будет! Теперь уж в деревнях мужики сохи, бороны чинят… пахать налаживаются… н-да! А мы… Асан!.. Дрыхнет уж, Магомет окаянный…

Б у б н о в. Татары спать любят…

К л е щ (стоит посредине ночлежки и тупо смотрит пред собой). Чего же мне теперь делать?

К р и в о й З о б. Ложись да спи… только и всего…

К л е щ (тихо). А… она… как же?


Никто не отвечает ему. Сатин и Актер входят.


А к т е р (кричит). Старик! Сюда, мой верный Кент…

С а т и н. Миклуха-Маклай идет… х-хо!

А к т е р. Кончено и решено! Старик, где город… где ты?

С а т и н. Фата-моргана! Наврал тебе старик… Ничего нет! Нет городов, нет людей… ничего нет!

А к т е р. Врешь!

Т а т а р и н (вскакивая). Где хозяин? Хозяину иду! Нельзя спать – нельзя деньги брать… Мертвые… пьяные… (Быстро уходит.)


Сатин свистит вслед ему.


Б у б н о в (сонным голосом). Ложись, ребята, не шуми… ночью – спать надо!

А к т е р. Да… здесь – ага! Мертвец… «Наши сети притащили мертвеца»… стихотворение… Б-беранжера!

С а т и н (кричит). Мертвецы – не слышат! Мертвецы не чувствуют… Кричи… реви… мертвецы не слышат!..


В двери является Лука.


Занавес

Акт третий

«Пустырь» – засоренное разным хламом и заросшее бурьяном дворовое место. В глубине его – высокий кирпичный брандмауер. Он закрывает небо. Около него – кусты бузины. Направо – темная, бревенчатая стена какой-то надворной постройки: сарая или конюшни. А налево – серая, покрытая остатками штукатурки стена того дома, в котором помещается ночлежка Костылевых. Она стоит наискось, так что ее задний угол выходит почти на средину пустыря. Между ею и красной стеной – узкий проход. В серой стене два окна: одно – в уровень с землей, другое – аршина на два выше и ближе к брандмауеру. У этой стены лежат розвальни кверху полозьями и обрубок бревна, длиною аршина в четыре. Направо у стены – куча старых досок, брусьев. Вечер, заходит солнце, освещая брандмауер красноватым светом. Ранняя весна, недавно стаял снег. Черные сучья бузины еще без почек. На бревне сидят рядом Наташа и Настя. На дровнях – Лука и Барон. Клещ лежит на куче дерева у правой стены. В окне у земли – рожа Бубнова.


Н а с т я (закрыв глаза и качая головой в такт словам, певуче рассказывает). Вот приходит он ночью в сад, в беседку, как мы уговорились… а уж я его давно жду и дрожу от страха и горя. Он тоже дрожит весь и – белый как мел, а в руках у него леворверт…