Том 1. Проза, рецензии, стихотворения 1840-1849 - страница 161
Форстер Джордж (ум. 1792), английский путешественник — 329.
Фурман Петр Романович (1816–1856), писатель, журналист и живописец, сотрудник «Отечественных записок» — 335–338, 440.
«Александр Васильевич Суворов-Рымникскнн» — 337, 440, 441.
«Григорий Александрович Почемкий» — 335–337, 440, 441.
«Саардамский плотник» — 337, 440.
Фурье Шарль (1772–1837), французский социалист-утопист — 12, 44, 162, 403, 401, 409, 410, 413, 415, 441, 442.
«Новый хозяйственный и социетарный мир» — 410.
«Теория четырех движений и всеобщих судеб» — 408.
Чернышев Александр Иванович (1786–1857), военный министр в 1827–1852 гг. — 14, 284, 437,
Чернышевский Николай Гаврилович (1828–1889) — 14–21, 24, 34, 40, 44, 58, 63, 64, 66, 423, 424.
«Об отношениях искусства к действительности» — 24.
«Очерки гоголевского периода русской литературы» — 24.
«Пролог» — 34.
Шамиссо Альберт фон (1781–1838), немецкий писатель-романтик — 413.
«Необычайные приключения Петера Шлемиля»; Петер Шлемиль — 134, 413.
Шекспир Вильям (1564–1616) — 118, 413.
«Гамлет»; Гамлет — 118, 413, 415
Шиллер Иоганн Фридрих (1759–1805).
«Разбойники» — 413; Карл Моор — 118, 413.
Эзоп (ок. 620 — ок. 560 до н. э.) — 9, 14, 23, 30, 54.
Экерт, переводчик — 342, 352.
Эккартсгаузен Карл (1752–1803), немецкий писатель-мистик — 79.
«Ключ к таинствам натуры» — 410.
«Религия, рассматриваемая как основание всякой истины и премудрости» — 410.
Энгельс Фридрих (1820–1895) — 9.
«Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» — 427.
Эразм Роттердамский (наст. фамилия — Герхард Герчардс; 1465 или 1466–1536), нидерландский просветитель.
«Похвала глупости»; Апедия — 438, Комос — 310, 388, 389, 390, 438; Метэ — 438
Ювенал Децим Юний (ок. 56 — после 127), римский поэт-сатирик — 9.
Юлий Цезарь (100-44 до н. э.) — 338
Юшков И. — 445.
Языков Николай Михайлович (1803–1846), поэт — 426.
«Разгульна, светла и любовна» — 243, 426.
Противоречия
Впервые напечатано в журнале «Отечественные записки», 1847, № 11, отд. I, стр. 1-106 (ценз. разр. — 31 октября). Подзаголовок: «Повесть из повседневной жизни (В. А. Милютину)». Подпись: М. Непанов. Псевдоним раскрыт самим Салтыковым в его автобиографических записках (см. т. 18 наст. изд.).
Рукопись неизвестна. В настоящем издании воспроизводится по тексту «Отечественных записок».
Повестью «Противоречия» Салтыков сразу включился в обсуждение коренных проблем русской жизни и демократической идеологии второй половины сороковых годов. На первом плане стоял тогда вопрос об исторических судьбах России и способах радикального преобразования самодержавно-крепостнического строя. Необходимость общественного переворота Белинский и Герцен стремились вывести из внутренней противоречивости всего уклада русской жизни: «в самом зле найти и средства к выходу из него». «Изучение действительности» Белинский провозгласил лозунгом времени, направляя писателей «натуральной школы» на исследование причин социальных противоречий и «двойственности» русского национального характера. «Всмотритесь в нравственный быт современного человека — вы будете поражены противоречиями, глубоко и до поры до времени мирно лежащими в основе всех его дел, мыслей, чувств», — писал Герцен и призывал обнажить эти «утомительные, иронические, оскорбительные» противоречия.
Борьба нравственных, философских, социально-экономических противоречий, разъедающих сознание современного человека, и стала идейным стержнем повести Салтыкова, определив ее пафос, сюжет, жанровое своеобразие и название. Главный герой «Противоречий» Нагибин мучительно бьется над разгадкой «необъяснимого феникса» — русской самодержавно-крепостнической действительности, олицетворяя, по мысли Салтыкова, «разрозненную антиномию» между теорией и практикой, идеалом и жизнью, рассудком и чувством.
В судьбе мятущегося разночинца Нагибина Салтыков воплотил характерную для произведений «натуральной школы» трагедию бедного человека, гибнущего в тисках социальных противоречий жизни. Эта трагедия была поднята до теоретического осмысления ее причин и приобрела в повести Салтыкова свое особое философское и общественное звучание.
Нагибин был едва ли не первой попыткой образного воплощения типических черт сломленного николаевским режимом поколения. Это было поколение с тем «видовым, болезненным надломом», о котором писал Герцен, характеризуя в «Былом и думах» психологию петрашевцев: «Они все были заражены страстью самонаблюдения, самоисследования, самообвинения…» В скорбных раздумьях Нагибина было много и от собственных сомнений и надежд Салтыкова, участника «пятниц» Петрашевского и деятельного члена кружка В. Н. Майкова и В. А. Милютина. Всех участников этого небольшого кружка объединяли «поиски действительных законов природы и общественной жизни», стремление проникнуть в существо безвыходных противоречий, «терзающих современное человечество». Автору «Противоречий» были особенно близки взгляды В. Милютина, который развернул в своих экономических работах анализ причин растущего обнищания трудящихся и в поисках действенной теории мечтал о превращении утопии в науку.
Интимный жанр писем и дневников позволил писателю непосредственно передать мысли и чувства своего героя. В призме его размышлений преломляются все волновавшие Салтыкова вопросы. Углубленный психологизм «Противоречий» был связан, вероятно, с исходным эстетическим принципом петрашевцев, выдвигавших в центр повествования «анализ внутреннего мира человека» как источник творческого вдохновения поэта. Знамением времени В. Майков считал «поразительно глубокий психологический анализ» Достоевского, направленный на «исследование анатомии человеческой души».
