Том 8. Повести и рассказы 1868-1872 - страница 102
— Как ножом отрезала! Она вся в отца, в Джиован’Баттиста! Бедовая!
— Бедовая? она?.. — протяжно повторил Санин.
— Да… да… но она тоже ангел. Она вас послушается. Вы придете, придете скоро? О мой милый русский друг! — Фрау Леноре порывисто встала со стула и так же порывисто обхватила голову сидевшего перед ней Санина. — Примите благословение матери — и дайте мне воды!
Санин принес г-же Розелли стакан воды, дал ей честное слово, что придет немедленно, проводил ее по лестнице до улицы — и, вернувшись в свою комнату, даже руками всплеснул и глаза вытаращил.
— «Вот, — подумал он, — вот теперь завертелась жизнь! Да и так завертелась, что голова кругом пошла». Он и не попытался взглянуть внутрь себя, понять, что там происходит: сумятица — и баста! «Выдался денек! — невольно шептали его губы. — Бедовая… говорит ее мать… И я должен ей советовать — ей?! И что советовать?!»
Голова действительно кружилась у Санина — и над всем этим вихрем разнообразных ощущений, впечатлений, недосказанных мыслей постоянно носился образ Джеммы, тот образ, который так неизгладимо врезался в его память в ту теплую, электрически-потрясенную ночь, в том темном окне, под лучами роившихся звезд!
XXIV
Нерешительными шагами подходил Санин к дому г-жи Розелли. Сердце его сильно билось; он явственно чувствовал и даже слышал, как оно толкалось в ребра. Что он скажет Джемме, как заговорит с нею? Он вошел в дом не через кондитерскую, но по заднему крыльцу. В небольшой передней комнате он встретил фрау Леноре. Она и обрадовалась ему и испугалась.
— Я ждала, ждала вас, — проговорила она шёпотом, попеременно обеими руками стискивая его руку. — Ступайте в сад; она там. Смотрите же: я на вас надеюсь!
Санин отправился в сад.
Джемма сидела на скамейке, близ дорожки, и из большой корзины, наполненной вишнями, отбирала самые спелые на тарелку. Солнце стояло низко — был уже седьмой час вечера — и в широких косых лучах, которыми оно затопляло весь маленький садик г-жи Розелли, было больше багрянца, чем золота. Изредка, чуть слышно и словно не спеша, перешептывались листья, да отрывисто жужжали, перелетывая с цветка на соседний цветок, запоздалые пчелы, да где-то ворковала горлинка — однообразно и неутомимо.
На Джемме была та же круглая шляпа, в которой она ездила в Соден. Она глянула на Санина из-под ее выгнутого края и снова наклонилась к корзинке.
Санин приблизился к Джемме, невольно укорачивая каждый шаг, и… и… И ничего другого не нашелся сказать ей, как только спросить: зачем это она отбирает вишни?
Джемма не тотчас отвечала ему.
— Эти — поспелее, — промолвила она наконец, — пойдут на варенье, а те на начинку пирогов. Знаете, мы продаем такие круглые пироги с сахаром.
Сказав эти слова, Джемма еще ниже наклонила голову, и правая ее рука, с двумя вишнями в пальцах, остановилась на воздухе между корзинкой и тарелкой.
— Можно подсесть к вам? — спросил Санин.
— Можно. — Джемма слегка подвинулась на скамейке. Санин поместился возле нее. «Как начать?» — думалось ему. Но Джемма вывела его из затруднения.
— Вы дрались сегодня на дуэли, — заговорила она с живостью и обернулась к нему всем своим прекрасным, стыдливо вспыхнувшим лицом, — а какой глубокой благодарностью светились ее глаза! — И вы так спокойны? Стало быть, для вас не существует опасности?
— Помилуйте! Я никакой опасности не подвергался. Всё обошлось очень благополучно и безобидно.
Джемма повела пальцем направо и налево перед глазами… Тоже итальянский жест.
— Нет! нет! не говорите этого! Вы меня не обманете! Мне Панталеоне всё сказал!
— Нашли кому верить! Сравнивал он меня с статуей командора?
— Выражения его могут быть смешны, но ни чувство его не смешно, ни то, что вы сделали сегодня. И всё это из-за меня… для меня… Я этого никогда не забуду.
— Уверяю вас, фрейлейн Джемма…
— Я этого не забуду, — с расстановкой повторила она, еще раз пристально посмотрела на него и отвернулась.
Он мог теперь видеть ее тонкий, чистый профиль, и ему казалось, что он никогда не видывал ничего подобного и не испытывал ничего подобного тому, что он чувствовал в этот миг. Душа его разгоралась.
«А мое обещание!» — мелькнуло у него в мыслях.
— Фрейлейн Джемма… — начал он после мгновенного колебания.
— Что?
Она не повернулась к нему, она продолжала разбирать вишни, осторожно бралась концами пальцев за их хвостики, заботливо приподнимала листочки… Но какой доверчивой лаской прозвучало это одно слово: «что!»
— Вам ваша матушка ничего не сообщала… насчет…
— Насчет?
— На мой счет?
Джемма вдруг отбросила назад в корзину взятые ею вишни.
— Она говорила с вами? — спросила она в свою очередь.
— Да.
— Что же она вам такое сказала?
— Она сказала мне, что вы… что вы внезапно решились переменить… свои прежние намерения.
Голова Джеммы опять наклонилась. Она вся исчезла под шляпой; виднелась только шея, гибкая и нежная, как стебель крупного цветка.
— Какие намерения?
— Ваши намерения… касательно… будущего устройства вашей жизни.
— То есть… Вы это говорите… о г-не Клюбере?
— Да.
— Вам мама сказала, что я не желаю быть женою г-на Клюбера?
— Да.
Джемма подвинулась на скамейке. Корзина накренилась, упала… несколько вишен покатилось на дорожку. Прошла минута… другая…
— Зачем она вам это сказала? — послышался ее голос. Санин по-прежнему видел одну шею Джеммы. Грудь ее поднималась и опускалась быстрее прежнего.
