Том 22. Избранные дневники 1895-1910 - страница 48
1 января нового года и столетия. Е. б. ж.
1901
[1 января 1901 г. Москва. ] Пишу утром, потому что ничего не делаю, кроме чтения. Читал «Six Systems of Indian Philosophy» и отчет министра финансов. И остаюсь равнодушен к тому и другому. […]
9 января 1901. Москва. Ничего не писал все это время, кроме ничтожных писем. Последнее время был нездоров и теперь еще не хорош. От Черткова письма о неупотреблении денег и упреки за намерение участвовать в журнале. […]
19 января 1901. Москва. Все это время был нездоров и слаб. В выдавшиеся хорошие дни написал длинное письмо к Серебренникову в Нижний. Душевное состояние довольно хорошо, если бы только поменьше празднословия.
За это время записано:
1) Люди живут своими мыслями, чужими мыслями, своими чувствами, чужими чувствами (то есть понимать чужие чувства, руководствоваться ими). Самый лучший человек тот, который живет преимущественно своими мыслями и чужими чувствами, самый худший сорт человека — который живет чужими мыслями и своими чувствами. Из различных сочетаний этих четырех основ, мотивов деятельности — все различие людей.
Есть люди, не имеющие почти никаких, ни своих, ни чужих мыслей, ни своих чувств и живущие только чужими чувствами; это самоотверженные дурачки, святые. Есть люди, живущие только своими чувствами, — это звери. Есть люди, живущие только своими мыслями, — это мудрецы, пророки; есть — живущие только чужими мыслями, — это ученые глупцы. Из различных перестановок по силе этих свойств — вся сложная музыка характеров.
[…] 5) Мужчина должен подняться до целомудрия женщины, а не женщина, как это происходит теперь, спуститься до распущенности мужчины.
[…] 8) Помочь нужде других можно только жертвой. Жертва всегда тиха, легка и радостна. Люди же желают помогать, не жертвуя — через других. И для этого всегда нужен шум и усилия, и даже страдания. И люди, пытающиеся помогать так, всегда и хвастаются и жалуются.
9) Мы все — и это не сравнение, а почти описание действительности — вырастаем и воспитываемся в разбойничьем гнезде, и только когда вырастем и оглядимся, то понимаем, где мы и чем мы пользуемся. И вот тут-то начинаются различные отношения к этому положению; одни пристают к разбойникам и грабят, другие думают, что они не виноваты, если только пользуются грабежом, не одобряя его и даже стараясь прекратить его, третьи возмущаются и хотят разрушить гнездо, но они слабы, и их мало. Что же надо делать? […]
6 февраля. Москва. 1901. Как ужасно давно не писал. Все время не совсем здоров, или, стареясь, приближаюсь к смерти. За это время ничего не написал, кроме неважных писем. Немного ослабел в внимании к себе, но не могу жаловаться. Соблюдаю спокойствие и доброжелательство. Нынче должна приехать Таня. Была свадьба Миши. Боюсь, что она еще больше, чем большинство женщин, нерелигиозна. А может быть, и совсем обратное. Дай-то бог.
Записано довольно много и казалось важным.
1) Главное, надо стараться разрушить постоянно поддерживаемый правительством обман, что все, что оно делает, оно делает для порядка, для блага подданных. Все, что оно делает, оно и делает или для себя (грабит покоренных), или для того, чтобы leur donner le change и уверить их, что оно делает это для них.
[…] 6) Приспособления для ласкания внешних пяти чувств, как красивое убранство жилищ, утвари, а главное одежд, особенно женских, есть то, что разжигает похоть. Как музыка, духи, гастрономическая пища, гладкие, приятные на ощупь поверхности. Блеск, свет, красота солнца, деревьев, травы, неба, даже вид человеческого тела без искусственных украшений, пенье птиц, запахи цветов, вкус простой пищи, плодов, осязание природных вещей не вызывает похоти. Ее вызывают электрическое освещение, убранство, наряды, музыка, духи, гастрономические блюда, гладкие поверхности.
Нынче 8 февраля 1901. Москва. Вчера в первый раз понял, и понял на NN, сдержанном, холодном и хитром, как и отчего он и все те, кто не разделяет христианского взгляда на жизнь, ненавидят и должны ненавидеть, и не меня, а то, что я исповедую. Отделить же то, что я исповедую, от меня слишком трудно.
[…] 11) Задумался хорошо, свежо, снова о том, что такое время. И всем существом почувствовал его реальность или, по крайней мере, реальности того, на чем оно основано. Основано оно на движении жизни, на процессе расширения пределов, которое не переставая происходит в человеке. Пускай само время — категория мышления, но без движения жизни его бы не было. Время есть отношение движения своей жизни к движению других существ. Не оттого ли оно идет медленно в начале жизни и быстро в конце, что расширение пределов совершается все с увеличивающейся и увеличивающейся быстротой? Мера скорости — в сознании расширения. В детстве я подвинусь на вершок в то время, как солнце обойдет свой годовой круг и месяц свои двенадцать и тринадцать кругов, а в старости я подвинусь на два вершка, пока солнце обойдет круг и месяц свои двенадцать. Так как мера во мне, то я и говорю, что скоро.
Быстрота расширения подобна падению — обратно пропорциональна квадрату расстояний от смерти. […]
11 февраля. Москва. 1901. Жив, но очень слаб и, главное, дурен. Борюсь и не могу побороть недобрые чувства к людям. Не отдаюсь им, но и не одолеваю. Читаю книгу Чичерина: «Наука и религия». Точка зрения верна, но самоуверенность, туманность выражения, предвзятые мысли, — и оттого легкомысленно и sans portée. Пропасть писем, на которые не могу отвечать. Одно в моем душевном состоянии хорошо, это то, что не только без ропота, но иногда с удовольствием смотрю на страдания и приближение смерти.
