Том 7 - страница 79
— Бог с тобою, — говорит, — я думала, что ты только без одной веры, а ты святые лики изображаешь, а сам без всех чувств оказываешься… Оттого я твоим иконам и не могу поклоняться.
А он отвечает:
— Нет, вы насчет веры оставьте: это вы, кажется, сомневаетесь и все по естеству думаете, будто тут собственная Катина причина есть, а я крепко верю, что во всем этом один Иван Яковлевич причинен; а чувства мои вы увидите, когда мне с Катею в мою мастерскую шампанское пришлете.
Глава пятая
Тетушка думала-подумала, да и послала живописцу вино с самой Катечкой. Та взошла с подносом, вся в слезах, а он вскочил, схватил ее за обе ручки и сам заплакал.
— Скорблю, — говорит, — голубочка моя, что с тобою случилося, однако дремать с этим некогда — подавай мне скорее наружу все твои тайности.
Девица ему открылась, как сшалила, а он взял да се у себя в мастерской на ключ и запер.
Тетушка встречает зятя с заплаканными глазами и молчит. А он и ее обнял, поцеловал и говорит:
— Ну, не бойтесь, не плачьте. Авось бог поможет.
— Скажи же мне, — шепчет тетушка, — кто всему виноват?
А живописец ей ласково пальцем погрозил и говорит:
— Вот это уж нехорошо: сами вы меня постоянно неверием попрекали, а теперь, когда вере вашей дано испытание, я вижу, что вы сами нимало не верите. Неужто вам не ясно, что виноватых нет, а просто чудотворец маленькую ошибку сделал.
— А где же моя бедная Катечка?
— Я ее страшным художническим заклятьем заклял — она, как клад от аминя, и рассыпалась.
А сам ключ теще показывает.
Тетушка догадалась, что он девушку от первого отцова гнева укрыл, и обняла его. Шепчет:
— Прости меня, — в тебе нежные чувства есть.
Глава шестая
Пришел дядя, по обычаю чаю напился и говорит:
— Ну, давай читать часослов в пятьдесят два листа?
Сели. А домашние все двери вокруг них затворили и на цыпочках ходят. Тетушка же то отойдет от дверей, то опять подойдет, — все подслушивает и все крестится.
Наконец, как там что-то звякнет… Она поотбежала и спряталась.
— Объявил, — говорит, — объявил тайну! Теперь начнется адское представление.
И точно: враз дверь растворилась, и дядя кричит:
— Шубу мне и большую палку!
Живописец его назад за руку и говорит:
— Что ты? Куда это?
Дядя говорит:
— Я в сумасшедший дом поеду чудотворца бить!
Тетушка за другими дверями застонала:
— Бегите, — говорит, — скорее в сумасшедший дом, чтобы батюшку Ивана Яковлевича спрятали!
И действительно, дядя бы его непременно избил, но зять-живописец страхом веры своей и этого удержал.
Глава седьмая
Стал зять вспоминать тестю, что у него есть еще одна дочь.
— Ничего, — говорит, — той своя доля, а я Корейшу бить хочу. После пусть меня судят.
— Да я тебя, — говорит, — не судом стращаю, а ты посуди: какой вред Иван Яковлевич Ольге может сделать. Ведь это ужас, чем ты рискуешь!
Дядя остановился и задумался:
— Какой же, — говорит, — вред он может сделать?
— А как раз такой самый, какой вред он сделал Катечке.
Дядя поглядел и отвечает:
— Полно вздор городить! Разве он это может?
А живописец отвечает:
— Ну, ежели ты, как я вижу, неверующий, то делай, как знаешь, только потом не тужи и бедных девушек не виновать.
Дядя и остановился. А зять его втащил назад в комнату и начал уговаривать.
— Лучше, — говорит, — по-моему, чудотворца в сторону, а взять это дело и домашними средствами поправить.
Старик согласился, только сам не знал, как именно поправить, а зять-живописец и тут помог — говорит:
— Хорошие мысли надо искать не во гневе, а в радости.
— Какое, — отвечает, — теперь, братец, веселие при таком случае?
— А такое, что у меня есть два пузырька шипучки, и пока ты их со мною не выпьешь, я тебе ни одного слова не скажу. Согласись со мною. Ты знаешь, как я характерен.
Старик на него посмотрел и говорит:
— Подводи, подводи! Что такое дальше будет?
А впрочем, согласился.
Глава восьмая
Живописец живо скомандовал и назад пришел, а за ним идет его мастер, молодой художник, с подносом, и несет две бутылки с бокалами.
Как вошли, так живописец за собою двери запер и ключ в карман положил. Дядя посмотрел и все понял, а зять художнику кивнул, — тот взял и стал в смирную просьбу.
— Виноват, — простите и благословите.
Дядюшка зятя спрашивает:
— Бить его можно?
Зять говорит:
— Можно, да не надобно.
— Ну, так пусть он передо мною по крайности на колена станет.
Зять тому шепнул:
— Ну, стань за любимую девушку на колена перед батькою.
Тот стал.
Старик и заплакал.
— Очень, — говорит, — любишь ее?
— Люблю.
— Ну, целуй меня.
Так Ивана Яковлевича маленькую ошибку и прикрыли. И оставалось все это в благополучной тайности, и к младшей сестре женихи пошли, потому что видят — девицы надежные.
Зверь
И звери внимаху святое слово.
Житие старца Серафима.
Глава первая
Отец мой был известный в свое время следователь. Ему поручали много важных дел, и потому он часто отлучался от семейства, а дома оставались мать, я и прислуга.
Матушка моя тогда была еще очень молода, а я — маленький мальчик.
При том случае, о котором я теперь хочу рассказать, — мне было всего только пять лет.
Была зима, и очень жестокая. Стояли такие холода, что в хлевах замерзали ночами овцы, а воробьи и галки падали на мерзлую землю окоченелые. Отец мой находился об эту пору по служебным обязанностям в Ельце и не обещал приехать домой даже к рождеству Христову, а потому матушка собралась сама к нему съездить, чтобы не оставить его одиноким в этот прекрасный и радостный праздник. Меня, по случаю ужасных холодов, мать не взяла с собою в дальнюю дорогу, а оставила у своей сестры, а моей тетки, которая была замужем за одним орловским помещиком, про которого ходила невеселая слава. Он был очень богат, стар и жесток. В характере у него преобладали злобность и неумолимость, и он об этом нимало не сожалел, а напротив, даже щеголял этими качествами, которые, по его мнению, служили будто бы выражением мужественной силы и непреклонной твердости духа.