Из записной книжки отставного приказчика Касьяна Я - страница 11
После закрытия съезда следовала легкая закуска, за которой присутствовали и лица из публики. За закуской провозглашались тосты и говорились речи, в которых ругались хозяева и исчислялись подвиги членов съезда в разных увеселительных заведениях, причем секретарем съезда, дьячком Ижеесишенским, предложена была подписка на устройство в следующее воскресенье приличной закуски. Предложение было принято с радостью. Члены съезда ликовали, и к одиннадцати часам двух четвертей водки как бы не бывало, вследствие чего находящийся в числе приглашенных к закуске кабатчик Заманилов радушно предложил от себя третью четверть, а содержатель лодок на Черной Речке предоставил к услугам членов свои лодки, для прогулки по речке. Три лодки, украшенные флагами и фонарем на носу, тронулись по тихим водам реки. Погода стояла прелестная, и казалось, что сама природа ликовала при виде столь дорогих гостей. Когда флотилия приблизилась к знаменитой горке, что в Строгоновом саду, из ресторана вышел буфетчик и радушно предложил членам съезда, каждому за свои деньги, яства и пития. Здесь было выпито две дюжины пива, причем члены качали председателя и, наконец, распевая «Феню», отправились обратно к плоту, где их ожидала генеральшина коляска с кучером Герасимом на козлах. С большим трудом уместившись в ней и положив председателя к себе на колени, члены съезда отправились в Новую Деревню, в заведение «Элизиум». При входе их оркестр, состоящий из семи человек музыкантов, заиграл французскую кадриль из русских песен, а буфет предоставил спиртные напитки, из которых члены выбрали «пунш монашеский». В «Элизиуме» было несколько дам из Новой Деревни. Они просили у членов съезда рубль на память, а также радушно предлагали осмотреть их квартиры. Член ветеран-рыбак, Трифон Петров, милостиво разговаривал с одной из девиц, спросил ее городской адрес и ласково ущипнул за щеку. После чего…
Далее ничего не помню. Помню, что пил водку, ел раков… Кажется, куда-то тащил меня городовой… Был в каком-то трактире… Кажется, упал в воду. Марья Дементьевна уверяет, что пришел я с дьячком домой на другой день поутру, в одиннадцать часов, и повалился спать.
А важно я насъездился! Глаз так и ломит! Досадно, что ничего не знаю о судьбе членов съезда. Уж не попали ли, грехом, после съезда на съезжую?
25 августа
Положительно не помню, кто мне это съездил в глаз на этом самом съезде. Теперь он пока синего цвета, но Марья Дементьевна уверяет, что он должен пройти почти все цвета радуги: из синего превратится в лиловый, из лилового в коричневый, а после в желтый, который уже постепенно и перейдет в натуральный тельный. Оно бы ничего, кабы зажил до приезда генеральши, но вот беда — ее мы ждем завтра или послезавтра. Приедет, сейчас поймет, что я в ее отсутствие вместо наблюдения за домом пьянствовал, и тогда не миновать мне от нее третьего предостережения. Кроме материального ущерба моему собственному телу и карману (пятьдесят рублей прокутил), съезд этот принес ущерб и генеральше. В вечер съезда члены перебили у нас посуду, сломали диван, три кресла и крыло от коляски. Во всем этом надо ей дать ответ, а какой ответ? Сначала думал сказать, что в ее отсутствие на соседской даче был пожар, во время которого я, не щадя живота своего, до последней капли крови, спасал ее имущество, впопыхах много переломал, перебил и даже расшиб себе глаз; но как скажешь ей об этом, коли мы с служителем Иваном в контрах из-за горничной. Тот ей сейчас: «Не верьте, ваше превосходительство, он врет», — ну, и расскажет, в чем дело. С Иваном нужно жить в мире и согласии, а горничная Марья Дементьевна то и дело пристает ко мне, чтобы я сжил его с места. Как его сживешь? Ведь он не кошка, в кулек не посадишь да на чужой двор не занесешь.
26 августа
Вчера вечером читал книгу доктора Лаупмана, под названием «Карболевая кислота с точки зрения химической, гигиенической, медицинской» и пр. Оказывается, что самая кислота от всего предохраняет и уничтожает всякую нечисть. Ложась спать, рассуждал сицевое: «А что, не попробовать ли мне обсыпаться этой самой карболевой кислотой, так, может быть, она предохранит меня от гнева генеральши, а также не обсыпать ли ею и Ивана, тогда, может быть, он и сам собой сживется с места?» Завтра отправлюсь в город и куплю коробку карболевки.
30 августа
Сегодня приехала генеральша из Москвы и задала мне такую гонку за съезд, что просто беда. Ежели, говорит, ты и в городе так себя вести будешь, то я тебя выгоню вон! Уж я ли ей не потрафлял, а она мне ни в чем уважать не хочет. Ежели еще раз меня обругает, то плюну на нее, брошу это самое медиумство и открою собачий двор. Завтра съезжаем с Черной Речки.
31 августа. Вечер
Сегодня переехали в город, на Фонтанку, близ Семеновского моста, в громаднейший дом. В доме имеются все удобства: кабак, портерная, мелочная лавка, гробовой мастер, городовой, доктор, а также и женского полу достаточно: горничные и кухарки, отменной красоты, так и порхают по двору и черным лестницам.
Для перевозки нас с дачи генеральша наняла под нас целый щапинский дилижанс; сама же отправилась в коляске. В дилижансе сидели среди коробок и разных хрупких вещей: я, горничная Маша, четвертная бутыль с водкой, прачка, три генеральшины собаки, попугай в клетке, француз, две канарейки, повар, кошка с котятами и судомойка с кофейной мельницей. По дороге я сравнивал наш дилижанс с Ноевым Ковчегом. И в самом деле, в нем так же, как и в Ноевом Ковчеге, было помещено чистых по паре и нечистых по семи пар. Чистые — я и горничная Маша, а все остальные — нечистые.
