Фантазии женщины средних лет - страница 102
В общем-то, Стоев мне действительно нравится, как типаж нравится. Именно тем, что не похож на меня. Непредсказуемость его, порыв, его артистизм, и еще позитивная легкая энергия, которой он щедро делится. Даже то, что он пошлый бабник, мне в общем-то нравится.
А может быть, все проще, и я просто завидую ему? – Вейнер приподнял бровь, удивленный странной мыслью. – Может быть, в глубине души я мечтаю быть им, Стоевым, выездным танцором, и ездить с четырьмя молодыми, красивыми женщинами по открытым турецким площадкам? Это была бы необычная, совершенно неведомая мне жизнь. Хотел бы я?
Конечно же, нет! – снова удивился себе Вейнер. – Мне не нужна другая жизнь, я вполне удовлетворен своей. А что касается неизведанного, так мне вполне достаточно иметь Стоева с его рассказами. Я наделен другим, сильным, цельным, и чужого мне не надо».
– Так вот, – продолжал Стоев, – представляешь, четыре молодые девчонки с фантастическими фигурами от всех этих аплодисментов, нарядов, ну и прочего полностью оторвались; а отрыв, знаешь, изменяет реальность, имитирует акт выпадения из жизни, преходящего в свободный полет. Ну вот и они перешли; чего мы вытворяли все впятером, начну рассказывать – ты, Вейнерчик, от жены тут же уйдешь.
Вейнер улыбнулся.
– Не уйду, не бойся, но можешь не рассказывать, я представляю.
Стоев окинул его демонстративно снисходительным взглядом.
– Не представляешь, ты такое в своих пентхаузах не видывал, сидя у себя на унитазе и дроча потихонечку. Хотя, – Стоев махнул рукой, – ты и не дрочишь наверняка даже, и пентхауза у тебя нет, да и фантазии твоей только на пробирки и фенолф-талеины хватает, или чего ты там смешиваешь.
Вейнер снова улыбнулся, он не обижался, он знал, что Стоев шутит, хоть и глупо, но привычно. Ну а главное, Стоев уважал его именно за то, над чем сам подсмеивался: за верность женщине, делу, друзьям.
– Короче, днем мы отсыпались, ели, купались, потом представляли народу свою программу, и тут же в другое место, снова представляли, а потом в номер, пили, ну и сам понимаешь… Но мы, стариканчик, договорились, тему опускаю для твоего же блага. Девки классные, на меня, конечно, как на Бога, и, знаешь, я сам от такой жизни будто в другой мир погрузился, в Зазеркалье какое-то, как Алиса. Кайф! Знаешь про Алиску-то?
Вейнер на вопрос не ответил, только недоуменно поднял брови.
– В школу, к своим детишкам не тяжело было возвращаться? – спросил он в свою очередь.
– Да ладно, чего там тяжелого? Мастерство ведь не пропьешь. – Стоев опять махнул официанту, движение руки выглядело настолько красивым, что у Вейнера пробежала изморозь по позвоночнику.
– Да я не об этом. Я тебе что хочу рассказать? Мне показалось, я там в зрительном зале увидел женщину, ну, как, женщину, я ее еще девчонкой знал, давно, еще там, в той жизни. Я ее не видел много лет, и странно, что опять встретил.
– Почему? Что странного в том, что она на курорте отдыхала? – не согласился Вейнер, смотря, как официант ловко проскользнул к их столику с новым бокалом коньяка для Стоева.
– Понимаешь, странность в том, что она каждый раз исчезает, а потом снова появляется через несколько лет. Я думал все уже, закончилось, а вот опять. Мне было лет семнадцать, еще до того, как я в Берлин приехал, я в балетной школе тогда учился, и у нас, у студентов, во все театры контрамарки имелись. В театре я ее и увидел, я часто в театрах девок писал, мы с приятелем виртуозно это, надо сказать, делали. Так вот, я ее там увидел, в антракте, и сразу запал на нее. Правда, она с парнем была красивым, высоким, с выразительным таким лицом, намного красивее ее. Я на нее и обратил внимание из-за этого парня, очень уж он выделялся. И не понятно было, почему он с ней: маленькая, до плеча ему не доставала, хрупкая, почти прозрачная, как бы в себе. В общем, мышка такая. Но было в ней что-то, знаешь, я это сразу улавливаю, – Стоев усмехнулся, – даже не сексуальность, а, скорее, затаенная, внутренняя животность, что ли, которая, запомни, старик, и есть самое ценное в женщине качество. Неуловимое оно: в движений, в повороте бедер, как ногу ставит, взгляд, главное, взгляд, ну и разное. Нельзя объяснить, талантом специальным надо обладать, чтобы оценить. Вейнер улыбнулся, он знал про талант, и ему нравилось начало рассказа, и то, как изменился голос Стоева. Он давно обнаружил в нем этот переход, который, хотя и был поверхностный, но все же как бы с одной поверхности на другую. Хотя, конечно, в глубину, как сам Вейнер, Стоев проникнуть не мог. Ну хоть так, каждому свое, в конце концов.
– Знаешь, старик, я понял, почему этот парень ее оценил. Как бы объяснить? – Стоев задумался. – Она замыкала твой взгляд и уводила его внутрь себя. И держала его в себе, не отпуская. Не знаю, понимаешь ли ты, это редко бывает. И это признак, что клиент заслуживает особого внимания. Ну, в общем, не знаю, может быть, я не правильно объясняю, хотя это не важно, главное, она запала в меня. И я решил ее не отпускать, и после спектакля я пошел за ними.
– Как пошел? – не понял Вейнер.
– Ну как, обыкновенно, как в детективах. Они в метро, и я в метро, они по улице, и я за ними. Парень, конечно, ничего не заметил, он на ней был зафиксирован прочно, а она заметила, еще в театре заметила, и так вот, как я тебе объяснил, взгляд мой в себя вобрала. А потом на улице пару раз как бы невзначай обернулась, но спутнику своему ничего не сказала, что, конечно же, было хорошим признаком. Не для него хорошим, а для меня, естественно. Он ее проводил, я этот район города хорошо знал, а потом еще посидел у ее подъезда, смотрел, какое окно зажжется. Она на втором этаже жила, и я все смотрел через занавеску, как она ко сну готовилась, а потом, видимо, легла, и свет погас. Домой, помню, пешком пошел, метро уже закрыто, поздно было, а на такси денег не набралось, откуда тогда деньги?
