Операция «Остров Крым» - страница 76
Он качнул головой. Хотелось только одного: лечь, заснуть и не просыпаться.
– Ну, так я и думала. Тошнит иногда, подкатывает, да?
Он кивнул.
– Сотрясение мозга. Но ты поешь, пусть даже вырвет… С тобой хочет поговорить полковник.
– А если я не хочу говорить с полковником?
– Сынок, об этом тебя никто не спрашивает.
* * *
Полковник Исаак Гальперин был молод, не старше сорока, имел довольно широкие плечи и, несмотря на обманчивую полноту, двигался с характерной боксерской грацией. На крепкой шее сидела голова, покрытая короткими и курчавыми рыжими волосами (вид сзади) и оснащенная длинным носом в россыпи веснушек (вид спереди). Одет полковник был неформально: в летние брюки и тишэтку, распираемую могучим торсом.
– Вы в порядке? – спросил Гальперин после обмена ничего не значащими приветственными фразами.
– Нет. Это что-то меняет?
– Ни черта. Хотел обсудить с вами проблему вашего пленника. В целом рейд по вашему спасению был исключительно личной инициативой Файнштейна. Я сначала не соглашался, но… короче, он меня убедил. Захват пленного никак не планировался… И если он сбежит или распустит язык, всему белому свету станет известно, что Израиль помогает Крыму. Я так понял из ваших слов, что он вам нужен. Вы мне пообещаете, что он будет надежно изолирован?
Верещагин вздохнул.
– Господин полковник, я ничего не могу вам пообещать. Это не в моей власти. Вы, наверное, тоже приняли меня за кого-то другого. Я простой ротный командир, и единственное, что я пообещаю – передать этого типа в руки военной разведки.
Гальперин удивленно задрал брови. Конопатый лоб, переходящий в раннюю лысину, пошел складками.
– Вы хотите сказать, что мы, рискуя засветиться и потерять двоих, спасали простую пехтуру? Нам что, делать нечего?
Верещагин решил считать это риторическим вопросом.
– Я вам, конечно, благодарен. И мне очень жаль, что вы ради меня… рисковали людьми. Но не стану же я вам врать, что я – генерал.
– То есть, в Москву вас собрались везти по ошибке?
– Где-то так.
– Тогда почему вас отказались обменять на полковника Ефремова?
Исаак Гальперин пристально вгляделся в лицо собеседника.
– В первый раз слышу, что меня хотели обменять.
– Сегодня днем в районе Лакки был разбит парашютно-десантный полк. Практически сразу же его командира предложили к обмену. На вас. Генерал Драчев ответил в самых непарламентских выражениях. Ваши коллеги тоже что-то напутали?
– Что-то наша беседа начинает смахивать на допрос.
– Вы правы. Профессиональная привычка, извините. Давайте я вам все расскажу.
Он одной рукой перенес свое кресло через стол и поставил ближе к креслу Артема. Словно медведь под сугробом, шевельнулся под слоем жирка солидный бицепс.
– Год назад мы подписали с Сикорски Аэркрафт договор на поставку пятидесяти вертолетов «Дрозд». – Полковник устроился в кресле. – Не боже мой какая военная тайна, даже Резун ваш о ней знал. Через три месяца интеграционисты выигрывают выборы, Остров аж пищит – так хочет присоединиться к Союзу, а Сикорски Аэркрафт не желает платить неустойку: все будет путем, успеем еще вам поставить продукцию. А дело идет про четверть миллиарда долларов, на минуточку. Что же дальше? А дальше появляется тип из ОСВАГ, старый знакомый, который курирует СССР. В начале семидесятых его отдел крепко помог нам – дал информацию о советских военных поставках арабам. Мы у них в долгу. Осваговец говорит: я знаю, как вашему горю помочь. Полковник Гальперин весь внимание: еще бы, за потерянные вертолеты жопу прочистят не кому-то, а именно ему. Он пьет с осваговцем водку и выслушивает деловое предложение, которое в общих чертах ему нравится, и вообще ему нечего терять. Прослушивать Главштаб и ОСВАГ? Передавать сведения? Прекрасно, замечательно. С превеликим нашим удовольствием. И даже если ничего не выгорит, можно будет под шумок увести из банка пресловутые четверть миллиарда с неустойкой…
И точно – в назначенный день начинается война, и идет так живенько, что кажется, мы таки получим свои вертолеты. Деньги – это тоже неплохо, но на них трудно перебрасывать войска, на вертолетах это делать как-то проще. И тут опять начинается какая-то хрень. В крымском Главштабе полный раздрай, Главком кричит о военном мятеже и капитуляции перед СССР. Потому, дескать, что сигнал к началу боевых действий был передан самовольно каким-то офицером, без приказа командования, значит, незаконно. Может быть, к нему бы так не прислушивались, если бы можно было расспросить самого этого офицера – да вот беда, его уже не расспросишь, его расспрашивают в ГРУ, ай-яй-яй, какая жалость. А может, сам он – агент ГРУ или КГБ, призванный совершить военную провокацию. Вот оно как… Да… так вот, приходит ко мне Файнштейн и говорит: я подслушал очень интересный разговор, вернее допрос… Короче, когда его повезут в Москву, можно будет перехватить машину. Я говорю – Сема, не сходи с ума. Понятно, хочется спасти человека, но что ж ты сделаешь против конвоя. А он мне: бьюсь об заклад, что никакого конвоя не будет. А если будет, мы не полезем. Спорили мы, спорили… Уговорил он меня, короче. Так вот, вы – Тот Самый Капитан Верещагин. Вы подали сигнал к началу боевых действий. С вами очень хочет побеседовать ваше командование, и вы уж постарайтесь вогнать ему ума куда надо: какая, к черту, капитуляция, да здесь к утру камня на камне не оставят. Мы получили сведения из Москвы – вас будут бомбить, и крепко бомбить. Завтра утром, в шесть ноль-ноль. Даже если вы объявите перемирие и договоритесь с командирами дивизий, пока сообщение о капитуляции дойдет до штаба фронта, а оттуда – до Москвы, а там всех собрать и отменить решение? Нет, не получится. И выход у вас один, сами понимаете какой: ударить первыми. Это я вам говорю, а вы передайте своим командирам.
