Миры Филипа Фармера. Том 11. Любовь зла. Конец вре - страница 118

— Рыбу — да, но не мясо. Поедать рыбу — часть моей философии насилия, — возразил он. — Лично я придерживаюсь мнения, что человек теряет свою силу и власть из-за слишком длительного пребывания на вегетарианской диете. Он стал таким же запуганным и покорным, как травоядное полевое животное.

Люзин приблизила лицо к решетке.

— Очень интересно, — произнесла она. — Но как же тогда получилось, что ты начал есть рыбу? Я думала, что только мы, амфибиане, занимаемся этим.

Слова Люзин разозлили его, и он ничего не ответил.

Растиньяку было хорошо известно, что ввязываться в разговоры с морскими приемышами — пустая затея. Они умели много и красиво говорить, завораживая своей чарующей речистостью, и постоянно старались исказить мысли собеседника до неузнаваемости. Но он был Растиньяком, а значит, должен был разговаривать. Кроме того, найти кого-то, кто сумел бы выслушать его идеи, было настолько трудно, что он не мог не поддаться искушению.

— Рыбу мне дал один ссассарор, когда я был еще ребенком. Мы жили тогда на побережье. Мапфэрити — так звали того ссассарора — тоже был ребенком, и мы часто играли вместе. «Не ешь рыбу!» — говорили мне родители. Что для меня означало: «Ешь ее!» И я ел, несмотря на отвращение к самой идее поедания рыбы и на бурные протесты моего желудка. И мне она понравилась. А возмужав, я принял философию насилия и продолжал есть рыбу, хоть я и не приемыш.

— И что ж твоя Кожа сделала, когда уличила тебя? — спросила Люзин. В ее широко раскрытых глазах светилось изумление и мелькали смешливые искорки, словно она наслаждалась его исповедью. Впрочем, он знал, что она насмехается, — ведь его идеи о насилии бесплодны, пока он остается пленником Кожи.

При напоминании о Коже Растиньяк досадливо поморщился. Он много размышлял — какими бы беспомощными ни были его мысли — над возможностью жить без Кожи.

Пристыженный сейчас тем, что проявил так мало решительности в своем сопротивлении Коже, он похвастался перед поддразнивавшей его амфибианской девушкой.

— Мы с Мапфэрити обнаружили нечто такое, о чем многие даже не догадываются, — рисуясь, ответил он. — Всем известно, что, когда мы делаем что-то не то, Кожа бьет нас разрядами. Так вот, мы с ним выяснили, что если суметь перетерпеть боль, то Кожа вскоре выдыхается и прекращает терзать нас. Она, конечно, все время подзаряжается, и в следующий раз, когда мы вздумаем полакомиться рыбкой, она снова и снова будет хлестать нас разрядами. Но после их многократного повторения Кожа начинает привыкать. При этом она теряет свои условные рефлексы и в конце концов оставляет нас в покое.

Люзин рассмеялась и, понизив голос, с заговорщицким видом произнесла:

— Значит, вы со своим ссассарорским приятелем стали приверженцами философии насилия только потому, что продолжали есть рыбу и мясо?

— Именно поэтому. Когда Мапфэрити достиг половой зрелости, он стал великаном и ушел жить в замок посреди леса. Но мы остались друзьями, поскольку связаны по подполью.

— Твои родители, наверное, заподозрили, что ты питаешься рыбой, когда впервые услышали от тебя твою философию насилия?

— Подозрение — еще не доказательство, — ответил он. — Мне, однако, не следовало рассказывать тебе обо всем этом, Люзин. Хотя я считаю, что ничем не рискую, поступая так. Ведь ты никогда не сможешь воспользоваться услышанным мне во вред. Скоро тебя заберут в Челис, где ты и останешься, пока тебя не вылечат.

Она вздрогнула.

— Тот самый Челис? — проговорила узница. — Что он из себя представляет?

— Далеко на севере есть такое место, куда ссылают своих неисправимых преступников как земляне, так и ссассароры. Это потухший вулкан. Его внутреннее пространство ограничено уступчатыми стенами и представляет из себя идеальную тюрьму, из которой сбежать невозможно. Те, кто упорно продолжал вести противоестественный образ жизни, подвергаются в ней специальному лечению.

— Им пускают кровь? — Глаза ее расширились, а язык принялся нервно и жадно облизывать губы.

— Нет. На них просто надевают особый тип Кожи. Эти новые Кожи бьют еще более мощными разрядами, чем обычные.

Напрямую связанные с той или иной привычкой, от которой Кожи стараются излечить наказуемого, разряды способствуют выздоровлению. Кроме того, эти особые Кожи используются для выявления скрытых противоестественных эмоций. Они выправляют отклонения от нормы. В результате, когда человеку, прошедшему через Челис, разрешается покинуть пределы тюрьмы и вновь занять свое место в обществе, он оказывается полностью здоровым. Тогда ему возвращается его постоянная Кожа. Отныне ей не составит труда удерживать ее носителя в рамках дозволенного. Челисованный человек является прекрасным гражданином.

— А что, если бунтарь сопротивляется челисованию?

— Тогда он останется в Челисе до тех пор, пока не решится стать челисованным.

— Но если меня отправят туда и будут кормить не по амфибианской диете, я непременно состарюсь и умру! — Голос Люзин сорвался на крик.

— Нет. Пока ты не выздоровеешь, правительство будет кормить тебя по той диете, в которой нуждается твой организм. За исключением… — Растиньяк запнулся.

— За исключением крови, которой меня лишат, — жалобно протянула она. Затем, осознав, что унижает себя в глазах жителя суши, взяла себя в руки. — Король амфрбиан не позволит им проделать такое со мной, — решительно заявила она. — Когда он услышит об этом, то потребует, чтобы меня отпустили. А если король людей откажется, то мой король применит силу, лишь бы вернуть меня.