Люди без города - страница 108
— Тайминг репера? — спросил полковник.
— Восемь минут, — ответили сзади.
— Пятиминутная готовность!
Военные забегали, засуетились, в окне появился толстый пулеметный ствол, солдаты тащили мешки с песком, складывали из них стрелковые ячейки. Я почувствовал себя лишним и вышел на улицу. Светало, было прохладно, и ложиться спать уже не хотелось.
О том, что эти пять минут прошли, догадался по крикам и мату, донесшимся из помещения. Все вдруг забегали, кого-то понесли на носилках, подлетел антикварный грузовик, оснащенный вместо кузова белой будкой с красными крестами. В грузовик, матерясь, грузили стонущих раненых, среди них был щитоносец — не спас его, похоже, тяжелый броник. Борух вышел последним, вытащил и прислонил к стене щит, поковырял пальцем задумчиво его поверхность.
— Ну как, отбили? — спросил я.
— Нет, — коротко ответил он, — но языка они не получили.
Я не стал выяснять подробности.
— Очень сильно их скорострелки шьют, — пожаловался Борух. — Никакой броник не держит. Если бы не щит — все бы там остались.
— И что теперь? — спросил я.
— Да хер его знает, — пожал он плечами. — Мы им тут здорово наваляли, — они засады не ждали. Да и там добавили неплохо… Но это тупик.
— Почему? — не понял я.
— Они уже не могут прорваться в Коммуну — разом крупные силы через репер не перебросишь. Везде, где попытались — везде огребли. Сообщают, что хуже всего было на одном репере, на открытой местности. Они выломились там в чем-то типа бронемашины, и это был, видимо, предел их переноса. Ребята ее с граников расковыряли, но с большими потерями. У нее что-то типа пулемета в башне — адская вещь, танк в решето раздырявило… Теперь все реперы окружают бетонными столбами и минами, ставят ДОТы… Но и мы в том же положении — хрен прорвешься. Я ж говорю — тупик. Мы в осаде.
— Печально, — покачал я головой и, пока Борух увлечённо ковырял вмятины на щите, потихоньку покинул место событий.
Дело в том, что мне пришла в голову одна неприятная мысль — рано или поздно (причем, скорее рано) до кого-то из коммунаров дойдет, что, при такой изоляции реперов, у них остается один способ обойти осаду — некий автомобиль, который я уже привык считать своим. И, как только эта идея осенит их Совет, как долго я останусь владельцем этого транспорта? Да ровно столько времени, сколько нужно для отдачи приказа на конфискацию. Так что я рванул за Ленкой почти бегом — черт с ней, с обещанной помощью, тут бы при своих остаться.
Не успели буквально чуть-чуть — хотя жена моя, впервые в жизни, не потратила на сборы и двух минут. С Палычем столкнулись прямо возле машины — он предусмотрительно прихватил с собой пару каких-то вооруженных людей в штатском.
— Пришли проводить? — спросил я его.
— А вы никуда и не отправляетесь, — отрезал он. — Во всяком случае, на этой машине.
— Начинаю заново осмыслять глагол «скоммуниздить», — сказал я нейтральным тоном.
— Случай крайней необходимости! — отмахнулся от меня Палыч.
— Ну да, ну да… — не сдавался я. — Ушедшим это расскажите. У них, вроде, тоже необходимость.
— Мы не можем рисковать утратой единственного канала в Мультиверсум! А Ушедшие — не ваша проблема.
— Отчего же единственного? У вас еще костюмчик есть. Как раз моя жена его вам доставила. Та самая жена, которую мне обещали вернуть Ушедшие. Для чего и нужна вот эта машина.
Я положил руку на борт, и люди в штатском торопливо навели на меня какие-то болтовые карабины, вида довольно исторического. Эти люди не выглядели профессионалами, скорее какие-то ополченцы или народная милиция, но пуля есть пуля. Лена сдвинулась в сторону и опустила руку в спортивную сумку — у нее там лежал коротенький автомат. Похоже, память Карлоса толкает эту сущность к простым радикальным решениям, но я бы не хотел переводить конфликт в эту плоскость.
— И костюм, и машина являются оборудованием, принадлежащим Коммуне! И на этом разговор окончен!
— А по-моему, нет! — Ольга подошла к нам с еще одной девушкой, одетой по-походному и с пистолетом на поясе. — Не много ли ты, Палыч, на себя берешь? Председатель — еще не весь Совет!
— Ольга! — у председателя сделалось такое лицо, как будто он говна полной ложкой хлебанул, а пришедшая с ней девушка весело мне подмигнула. Она удивительным образом казалась то ли знакомой, то ли на кого-то очень похожей, но я не мог сообразить, на кого.
— Да, Палыч, это я. И, как член Совета и руководитель внешней разведки, я настаиваю на выполнении решения по Ушедшим.
— Обстоятельства изменились, — запротестовал Палыч. — Коммуна в блокаде, и эта машина…
— Эти обстоятельства я лично изложила тебе, мудню старому, еще вчера, но ты, одноглазый долбоёб, забил на них хуй!
— Это были очень неубедительные данные! — заорал на нее председатель.
— Да что ты, блядь, говоришь? — Ольга заорала на него в ответ. — Пятнадцать человек погибли сегодня ночью, это достаточно убедительно? Да если бы я не попросила Карасова выставить свою охрану у реперов, то Коммуне уже не нужен был бы Председатель Совета!
— Это не отменяет того факта, что…
— Не волнуйся, — сказал мне девушка, — они сейчас поорут, руками помашут, а потом все будет так, как скажет Ольга. Это же Ольга.
Председатель и Ольга ругались самозабвенно и эмоционально. Смущенные ополченцы опустили свои берданки и делали вид, что они просто так тут стоят.
