Лоцман кембрийского моря - страница 116

— Какой? — прошептала Лидия.

— Им надо доказать, что никаких зайцев. Концы в воду: выкинуть меня в самое большое в мире болото.

— Как это тебе открылось? — насмешливо спросил Василий.

— Какой ужас! Василий!..

— Самое большое в мире болото не на Индигирке, а на Оби, — хладнокровно сказал Василий. — Так и называется: Море-болото.

— Вы не должны возвращаться на самолет! Вы доедете отсюда пароходом до Черендея и догоните нас на Полной! Слышите, Сеня!

— Он же дал слово вернуться, — сказал Василий с насмешкой. — У беспризорников есть свои правила честной игры. Любишь кататься…

— Слышу, Лидия Максимовна. А вы чувствуете случай?.. Можно мигом попасть в Русское жило. Василий Игнатьевич, вы помните, что рассказал тот человек на Байкале?.. Такой случай пропустить?.. Последний человек буду!.. Ну, словом, произошла и совершилась роковая схватка между сибирской нефтью и Берестяной Сказкой в моей душе… Откровенно говоря, я понял цель моей жизни.

Лидия смеялась в подушку.

— Пилот спросил: «Что тебя тянет в болото? Мечтаешь мох драть и золото брать?» — «Наплевать на золото, — сказал я. — Там спрятано наследство моих предков, Берестяная Сказка…»

Лидия смеялась:

— Что он говорит?.. Что-то невообразимое!

— Не принимайте всерьез. Это его манера, — сказал Василий.

— Вот-вот, — сказал Сеня. — В этом духе летчики тоже отнеслись к моей откровенности, и помощник предложил выкинуть меня на Дороге Мертвецов. Это ближе, болота подходящие.

— Но что такое Берестяная Сказка? Расскажите, Сеня.

— Это слишком долго сейчас, — сказал Зырянов, — в другой раз.

— Я очень коротко. Будто бы русские люди в шестнадцатом веке прошли Северным морским путем до Индигирки и об этом записана длинная летопись на берестах. Писали добрые вестники. И я тоже — добрый вестник… Добуду Сказку! За троевысокими ледяными горами!.. Как Василий Игнатьевич: на дне жизни…

Лидия ахнула:

— Настоящая летопись?.. И я об этом ничего не знаю!.. Василий, это же для науки может иметь значение не меньшее, чем ваши поиски теоретической нефти в кембрии! И вы этого не поняли?!

— Лидия Максимовна, вы вправду считаете, что это стоящее дело? — спросил Сеня смущенно.

— Но это неправда, напрасно я взволновалась! Берестяная летопись не могла сохраниться. Сырость смыла письмена, а морозы разрушили и самую бересту.

— В том-то и дело, что нет, Лидия Максимовна! Меншик Николай Иванович в детстве сам видел эту летопись; а ему теперь не больше чем пятьдесят лет. Письмена не смыты, потому что писаны без чернил — резцом, резаные буквы.

— Я много читала о древних рукописях, но ничего подобного.. Постойте! Сказочнику вашему пятьдесят лет?.. Эта удивительная летопись на берестах действительно существовала, это правда!

— В самом деле? — подал голос Зырянов. — От кого вы слышали? А я не поверил Меншику…

— Я об этом читала в прошлом году, готовясь к первой экспедиции в Якутию. В одном старинном казачьем селении на Ледовитом побережье существовал архив на берестах… Ваш рассказчик был последним, кто его видел! Этот удивительный архив больше не существует. Его сожгли лет сорок назад.

— Сожгли? — вскричал Сеня.

— Тише! В казенной избе не хватило топлива. Культурное начальство приказало топить архивом.

— Безобразие! — пробормотал Зырянов. Ему очень хотелось спать.

— Этого не могло быть, — убежденно сказал Сеня, — потому что мокрая береста не горит.

— А почему архив должен быть мокрый? Какой вы чудак, Сеня!

— Меншик говорил, что Сказка неопалимая, потому что мокрая береста не горит. Значит, она у них мокрая.

— В таком случае ее просушили.

Сеня промолчал, потом огорченным голосом спросил:

— Лидия Максимовна, вы не помните, как называлось в той книге казачье селение?

— Оно так и называлось — село Казачье.

— Есть такое, — пробормотал Зырянов, — только это на Усть-Яне, а не на Индигирке.

— Ах, верно! Я вспомнила…

— В таком случае спокойной ночи, — заявил Василий.

— Но какая может быть спокойная ночь, когда я теперь буду думать о Берестяной летописи!.. И до самого Черендея не узнаю, что станет с Сеней!.. Почему же вы добрый вестник?..

— Лидия Максимовна, возьмите это!.. Я записал часть Сказки…

Глава 13

ГОЛОС ИЗ БАГАЖНИКА: «ЭТО ОН!..»

В Черендее при свете «чуда» всю зиму само собою продолжались разговоры о разведке Зырянова. У жителей появилось выражение «наша экспедиция». Уже в отдаленных наслегах рассказывали о Зырянове, который нашел на Полной каменное черное масло. Но одного только имени недостаточно для образа человека. Поэтому рассказывали о Зырянове, что он замечательный охотник, родом из Алексеевки, он эвенк. Григорий Иванович сказал, что Зырянов — орел и его подстерегает удача орла. Зырянов учится вываривать керосин из каменного масла. Весной он вернется…

Первую весть в Черендее о возвращении Зырянова получил милиционер по телеграфу из Якутска и по долгу службы утаил ее, горюя о том, что нельзя никому сказать, а все равно узнают.

Телеграмма извещала, что на гидросамолет, вылетевший 24 мая 1934 года из Иркутска, проник неизвестный без билета, с неизвестной целью, ввиду чего следует соблюдать особую осторожность: не обнаруживать наблюдение, не обыскивать самолет, а в случае попытки неизвестного сойти и скрыться задержать и сообщить телеграфно о задержании. Перечислялись все пассажиры самолета, в том числе Зырянов.

Милиционер плохо спал ночь, рано встал и вышел на береговую и единственную улицу Черендея. Первый человек, увидевший милиционера, почел своим долгом сообщить ему новость: Зырянов летит из Москвы с женой.