Лоцман кембрийского моря - страница 140
Как пошли с кочей — и льды запоходили! Кочи доламывает и запасы разносит.
Люди на нартах и веревками друг друга переволачивали, и со льдины на льдину перепихивались, и корм и одежу дорогою на лед метали.
Бумагу и книги в чемодане соляною водою попортило. Впоследствии списание мое переколол на бересты железным пером, востреною стрелкою, сбереженья для ради потомкам, потом кои прибудут: дедовским навечным способом, воды не боится.
Сверху снег. А все изорвалось на мне, на плечах одно кафтанишко просто. Льет по спине и по брюху вода и замерзает. Стало у меня в те поры кости-то щемить и жилы-то тянуть, и сердце зашлось, да и умирать стал. Воды пресной глоточек мне в рот плеснули, брат родной или кто, — так и вздохнул.
Шли до земли девять дней…»
— Вот и мы — десять дней тут… — сказал Савва.
— Не мешай! — строго оборвал Василий.
...— «Сила большая человеку дана: брат мой, на землю вышед, смеялся.
На землю вышед, поделали нартишка и лыжишка. Стрелки приготовили и луки вздели. Вторай Тарутин пищаль свою положил в нарты поблизку для рук. Все обружи́лись. А ноги не служат.
Вспотели, выбились из сил. Потаща, ноги задрожат, да и падут в лямке среди пути ниц лицом, что пьяные.
Озябше, встав, еще попойдут столько же и паки упадут. И я взирал на них, лежа: яко искры огня, угасали».
— Ой верно! — закричал Савва. — И я взирал на них, лежа: яко искры огня, угасали, Василий Игнатьевич! Но!..
...— «Ринулся во мне стремливый дух, и воскликнул им: «Мучьтеся хорошенько! Не оглядывайтесь назад!»»
Лидия закрыла тетрадку.
— Читай, — потребовал Василий.
— Больше нельзя больному.
Савва сложил руки ладонями, как перед иконой.
— Лидия-свет, или ты ангел, или кто ты? Откуда Сказку имеешь?
— Не говори! — приказал Василий слабым голосом.
Лидия отвернулась; не могла видеть несчастные глаза Саввушки.
В конце августа дым поредел и поднялся выше одного метра над водой. Лидия Максимовна велела Савве приготовить лодки. Она сказала Василию Игнатьевичу, что надо плыть, иначе она не успеет описать обнажения ниже Алексеевки. Эти обнажения в устьевых воротах Полной остались неописанными, когда Василий Игнатьевич спешил подняться по реке.
Первую лодку повел Женя. Василий указывал ему.
Вторую лодку вел Савва, и Ваня помогал ему.
Глава 32
ЭТИЧНО ЛИ, ЧТОБЫ УБИЙЦА И ЕГО ЖЕРТВА ШЛИ В ОДНОЙ УПРЯЖКЕ
Лидия была в третьей лодке с Алексеем Никифоровичем. Мальчики вели лошадей, как всю дорогу. У лошадей ноздри обложены были пачками мокрого мха и обвязаны по способу Вани.
В таком виде экспедиция подошла к Алексеевке и миновала бы ее, не заметив в дыму. Собаки не лаяли, их обоняние поражено было дымом. Но лошади под мальчиками повернули к берегу и упрямо пошли домой. Они узнали дорогу ногами.
В Алексеевке нельзя было передохнуть из-за дыма. Василий решил только ночь провести, чтобы помыться горячей водой.
Он просил Петрова сопровождать экспедицию еще некоторое время. Старик согласился. Женя заявил, что не оставит Василия Игнатьевича.
Женю между тем ожидало дома небольшое по виду, но редчайшее для Алексеевки событие: на его имя получено было письмо. Человек из Черендея, письмовозец, специально с этим посланный, привез в Алексеевку письмо Евгению Алексеевичу Петрову.
Конверт был крепко заклеен, и адрес написан хорошим мужским почерком. Но письмо оказалось написано совсем другим почерком, карандашом и неразборчиво. Женя не сумел прочитать и передал Лидии.
Женя обратил все свое внимание на Лидию. Она прижала левую руку к сердцу. Несколько времени спустя она сказала:
— У меня болят глаза от дыма. Если можно, я оставлю письмо у себя и прочту в другой раз… Потом…
— Вы совсем ничего не разобрали? — Женя был поражен и разочарован.
— То, что Жене, я разобрала. Другое — Зырянову…
«Женя! Жди в будущем году.
А тогда, если не прибуду, выручай! Всем, кто Верный, кланяется Сеня Тарутин, русский жилец».
— Тарутин Сеня? — удивленно сказал Савва.
— «Письмо передай Зырянову.
Лидия Максимовна, Василий Игнатьевич! Поздравьте, пишу из Русского жила…»
— Откуда? — рявкнул Савва.
Лидия вздрогнула:
— Не кричите так!
— Это кто же такой Сеня? — спросил Савва.
Ему не ответили. Лидия продолжала читать:
— «Масса фантастических подробностей, но летчики торопятся вылететь отсюда, а я остаюсь — и вперед, за Берестяной Сказкой!»
— Чего? — заорал Савва.
— Тише! Подпись: Семен Тарутин.
— Тарутин?!.. — опять гаркнул Савва, вконец изумленный.
— «Это письмо пом. пилота обещал бросить в ящик». — Лидия, потрясенная, сказала: — Они бросили Сеню там…
— Он сам остался, — сказал Женя.
Женя и Ваня одеты были для зимнего дальнего пути.
Ваня шел с мальчиками правым берегом Полной, а потом Лены, помогая вести лошадей.
На Лене был воздух! Дым поднялся и раскинулся низким нечистым небом над широкой рекой. Под пепельным небом был простор для дыхания — и путешественники чувствовали, что они дышат!
Встревоженная река выхватила три лодки из Полной и увлекла медленно и неудержимо на середину. Волна бросала к лодкам ящики с бакалеей, откуда-то смытые. Может быть, неистовая жара вызвала более глубокое таяние мерзлоты и прибыль воды.
Бревна и целые острова обгорелого леса грозили бортам лодок. Путешественники отбивались от них шестами и удирали в протоки. Весь день они путались в протоках и только случайно не проскочили мимо Чуранской базы на левом берегу, где назначена была встреча проводникам в конце августа.
