Лоцман кембрийского моря - страница 191

Но Митька не отчаялся. Он по примеру братьев организовал сам ячейку под классово четким и общепонятным названием: «Союз-комбед против пузатых». У него было гораздо больше членов и сочувствующих, чем у братьев и у Васи…

Вася с двоюродным Ваней, которому исполнилось семнадцать лет, ходили на пасмурном осеннем просторе деревенской улицы, и желтоволосый Митька, одиннадцатилетний, старался шагать по-взрослому рядом с ними.

Шли, поглядывали на окна вверхи по-над поленницами дров, притиснутыми к бревенчатым глухим стенам. Из иной избы выходил приятель на висячее крылечко и спускался с двухэтажной узкой лесенки. Они стояли некоторое время беседуя, и Митька тоже старался вставить свое слово. Потом приятель возвращался в избу, а они шли дальше, и Митька, чудак, не отставал по слякоти.

Вася рассказывал о том, как сумели счетоводы, знакомые ему в конторах, научиться грамоте, — один у другого. За деньги, понятно! Потом отдавали из жалованья, с процентами. Но у Васи отец отберет весь заработок, не позволит платить за ученье.

— А давай в Усть-Сысольск?.. Как-нибудь проживем и учиться будем. Сказано — свобода! Значит, и учиться можно…

— Да, свобода! Это солдатам свобода от войны вышла. А нам какая может быть свобода — от работы?.. От корма? — сказал Вася хмуро.

— А может, и есть свобода какая-то в России, да в нашем Совете пожгли ее?.. — сказал Ваня. — Вот бы прочитать, что они пожгли!

А легкомысленный кудрявый Митька чинно шлепал по жидкой грязи разбитыми лапотками и жалобно выкрикивал, что он тоже хочет учиться и тоже хочет свободы бежать с ними в Усть-Сысольск.

Отец, раздраженный безнадежностью заботы, стал резок и груб в семье. Его тем более сердили мечтания сына о грамоте и возмущали ребяческие расспросы о нутре земли и тому подобной забаве.

— Ты теперь лоцман, — сказал отец.

— Известный на всей Выми, — прищемил старший брат.

— Забудь баловство, — сказала мать.

Скоро Митька доказал, что не напрасно посещал собрания Васи и Вани и подслушивал в ячейке у собственных братьев-большевиков. Митька произносил на митингах «Союз-комбеда против пузатых» самые революционные речи, которые могли в некотором отношении послужить примером для старших братьев и отцов.

По утрам активисты-малолетки бежали белой улицей и кричали на морозе:

— Союз-комбед!.. Собирайся на митиньку!

Тотчас многочисленные члены и еще больше сочувствующих летели вдогонку и тоже кричали.

Митька не перенимал у старших некритически. То, что ему не нравилось, он отвергал, исправлял и дополнял. Больше всего ему не нравилась у братьев наклонность говорить на собраниях неопределенно и безыменно. Митька вносил в свои речи точность и срочность. Он называл пузатых по именам и назначил реквизиции с воскресенья.

К сожалению, несмотря на классовую сознательность и дисциплину, Митькины сочувствующие проболтались о важном решении «Союз-комбеда». Отцы-мироеды со своим молодым советником Власием Поповым, недавним председателем комбеда, оценили Митькину программу как отражение замысла его братьев-большевиков и в страхе подняли грозный шум на селе. Они потребовали, чтобы родители обуздали своих детей.

Комбед между тем вовсе еще не решался действовать. Но запальчивость кулаков и наскок рассердили бедноту и повысили ее решимость на неслыханное дело: открыть амбары и лари. Нашли попрятанное зерно. Для того и попрятано было поближе, на виду.

Народ сразу понял, что это не все, но не хотел искать.

— Это светопреставление! — кричал мироед.

Беднякам в чужих ларях свое казалось чужим. Но все признали свой хлеб, когда ели его истово, и все почувствовали, что это справедливо. И уже не голод, а справедливость возмущала людей против тех, кто прятал для себя, не жалея других. Тогда искали опять и взяли остальное, и мироеды опять кричали, что будет светопреставление.

Все ели ягель, белый мох.

В конце зимы спохватились, что съедено все зерно, не осталось для посева, и к весне ближе пошли опять. Целая толпа с председателем искала, а Ваня охранял с дробовиком. Железным щупом истыкали печь и нашли. Старый мироед молча глядел и спокойно сказал:

— Мир перевернется.

Его предсказание передалось на улицу, где народ ждал, волнуясь. По улице пронесся крик:

— Нашли!

Подбежали новые люди, удивляясь:

— А как узнали, что у него есть еще хлеб?..

— Учуяли, что ли.

В основании печи нашли около килограмма зерна, а может быть, побольше, потом говорили, что больше. Понесли его в Совет и делили по зернышку. Председатель комбеда считал зерна, все смотрели и тоже считали.

Об этом деле долго говорили и возмущались: подумайте, десять фунтов хлеба, пять фунтов!.. Три фунта хлеба у человека нашли! Человек имел жестокость спрятать такой запас! Нет совести у людей.

С этими зернами люди вышли в поле и сеяли весной 1919 года.

Может быть, год и не был самым тяжелым; но людям запомнился мучительнее других лет, потому что извечное мышление, выросшее с вымьваильским миром и лесом, вдруг нарушилось, расстроилось и пало на Выми именно в 1919 году.

И мир начал переворачиваться в недрах, всем нутром.

Где это молодежь умирает за права?.. Какие такие права дала советская власть молодежи?.. А будет ли школа в Вымьваиле?.. И мы хотим бороться за права.

— Вот есть ли такая наука, чтобы объяснила, отчего земля узорчатая в берегах? И сочится везде водой, а где-то маслом, нефтью?

Все засмеялись, но «оратор» сказал убежденно:

— Есть такая наука!