Лоцман кембрийского моря - страница 21
— В самом деле?.. Зачем жмешь, Сеня?
— Скучно, — сказал Сеня, искусно зевая.
— Не пройти три с креплением, — сказал Ваня.
— Вы правы, уважаемый, первый раз в жизни.
«Он не может сделать столько за целый день, куда ему», — думал Женя.
Сеня остановился у колышка номер десять и выдернул его. Сергей начал копать.
— Что с ним, как ты думаешь? — по-якутски спросил Женя.
Ваня заглянул в шестой шурф, законченный Сеней.
— Ну? — нетерпеливо спросил Женя.
— Без, — ответил Ваня по-русски с удовлетворением.
— Кто бес? — спросил Андрей с интересом.
— Крепления, — кротко ответил Ваня.
— Сеня без крепления работает?.. Ну и завалится, — сказал Женя и сердито добавил, спускаясь в свою ямку: — Все равно Зырянов запретит.
— А Сеня плевал, — неожиданно разговорился Ваня.
Он оглянулся на Зырянова. Начальник в это время поднял голову и опять склонился над тетрадью.
Сеня видел, как оглянулся Зырянов и обратно уткнулся в записную книжку и в костер, вместо того чтобы заорать по-обычному.
Сеня оставил Сергея одного копать десятый шурф, пока можно выбрасывать с лопаты на поверхность, и сам начал четырнадцатый номер, оставляя опять три младших номера для Жени и Вани. Каждый старший номер предстояло копать глубже предыдущего.
Сеня мог бы сейчас взять себе очередные незанятые номера — седьмой и восьмой — и оттеснить отставших товарищей на дальние, более трудные. Это было бы справедливо: раз принято решение двинуть работу до горы, надо работать честно, всерьез и не валять дурака. Начали работать не для начальства — для себя.
Но все равно товарищи были бы разочарованы и слегка обижены и вдруг да и не стали бы тягаться и догонять Сеню, а вовсе заленились бы, что гораздо легче. Сенин авторитет у них тоже не из железа. Черемных правильно, в общем, говорит: «Молодой дружок — вешний ледок: враз подломится».
Сеня копал энергично и с частыми передышками. Отдыхая, он смотрел в сторону лагеря и громогласно разговаривал. Трудно было разглядеть на расстоянии километра, что делала маленькая фигурка в лагере у костра. Однако Сеня обращался именно к ней с речью:
— Вы заперлись в кабинете, Василий Игнатьевич, на строительную площадку ни ногой? Впрочем, я и забыл, что сегодня воскресенье… Приходится за вас обходить шурфы инициативному рабочему, болеющему за производство. Посмотрим, не будет ли больше толку, раз в жизни… — честолюбиво мечтал Сеня. — Вы же не знаете ваши кадры, товарищ Зырянов! Это же золотые самородки.
Начальник не слышал и не смотрел в его сторону.
Черемных ударил в железный лист — к обеду.
Бригадир молча роздал кашу. Бригада быстро поела и после недолгого отдыха в молчании отправилась по шурфам.
Василий наблюдал, не поднимая глаз. Обыкновенно никто не трогался с места, пока не вставал Сеня. Сегодня он валялся у костра, пока все не ушли. Тогда Сеня потянулся лениво, ленивее, чем всегда, и побрел к шурфам. Обошел чужие шурфы — четвертый и пятый, потом пошел к десятому номеру. Невероятно, чтобы он уже закончил свой шестой. И почему к десятому? Почему он пропустил три номера?
Зырянов с жадностью погрузился в изучение собранных образцов и с сожалением оторвался от них, когда цвета минералов стали обманывать в закатном изменяющемся освещении.
— Что такое, Тихон Егорович, разве ты не звонил?
— Звонил, — сказал Черемных с удивлением, — да вот, не идут… организмы.
— Не звони больше. Это какое-то новое баловство.
— Пожалуй, — Тихон Егорович усмехнулся. — Должно было им хватить крепежа до обеда, но — лежит весь… — Он размышлял, разглядывая выросшие отвалы земли у шурфов. — Протчем…
Солнце побагровело и остыло над байкальской холодной водой. Сеня вылез на поверхность. В шурфах стало совсем темно работать.
Василий не взглянул на ребят, но Черемных видел, как они сбросили рубахи и побрели к ручью ленивой развальцей по-настоящему уставших людей.
— Василий Игнатьич, идите чай пить, — позвал Черемных. Василий обострившимся вечерним слухом услышал разговор у ручья.
— До половины августа нельзя успеть, — сказал один из таскалей.
— Трудно, и только, — пренебрежительно сказал Сеня.
— Что ты знаешь об этом, Ваня? Ты уверен, что нынче так будет?
— Бывает, и ста́ет, — сказал Ваня.
— А ста́ет — и зальет шурфы, — сказал Сеня весело.
Василий выпрямился, встревоженный. Ребята заметили его и замолчали. Подошли к костру. Сергей запел, ехидно подзадоривая молчаливого бригадира:
Скушно времечко, пройди поскорей,
Прокатайтеся, все наши часы и минутушки…
— Других берут живыми на небо, а мы недостойны даже геенны огненной, — сказал Сеня. — Николай Иванович, дорогой пинеженя из уважаемых Плеханов! Неужели мы расстанемся, так и не поговоривши больше об Индигирке? Расскажите хоть вкратце, как попали туда ваши предки, по прозвищу Плеханы?
Глава 16
НАЧИНАЕТСЯ БЕРЕСТЯНАЯ СКАЗКА
— Дед читал всю долгую зиму. Все собирались русские жильцы, молодые и старые, слушали. Зима кончилась, дед утомился, но Сказку всю вычитал и тогда только помер.
Николай Иванович помолчал, в уме почтив память славного деда. Никто не нарушил его молчания.
— Как дед вычитывал, так и скажу слово в слово.
Начинается истинная Сказка от Первова Тарутина. Брат мой, Вторай Тарутин, большой силы человек, одурел было в полону, пять лет в Крыме, и помучен от неприятелей, врагов-басурманов, бежал да сволокся к Москве, и там взят на Патриарший двор под начало, и началили его шесть недель с расспросами. Потом отпущен был и, выйдя, стал поносить всякие власти, как хотел; так поносил, что невозможно не только писанию предать, но и словом изречь невозможно. А Первай Тарутин братовы речи в грамотках списывал и те грамотки роздал худородным детям, научая читать, с присловьем таким: «Кто сие письмо возьмет, и он бы его не таил, сказывал бы своей братии христианам».
