Лоцман кембрийского моря - страница 28

Снег на прогретой летней земле хватал за ноги, невозможно было бежать. Бригадир умоляюще кричал:

— Не отставай, Сеня, миленький!..

Поднималось где-то за тучами августовское солнце, выбеливая и пропаривая пятнами тяжелую летящую кровлю. Тихон Егорович прислушивался к гулу, нараставшему в горах.

— Серёня, топчи, ради нас!..

За Сергеем шел Зырянов с трехпудовым грузом книг в рюкзаке. Пот залил ему глаза. Василий сосчитал шестерых за собой. Крикнул:

— Егорыч, замыкай!..

А Черемных шел последним.

Они спешили обойти белую баррикаду, скрывшую оползневый завал. Ноги под снегом были уже в воде.

Все еще далекий лес на горе шумел весело, как весной. Набрякший снег навис на ветвях целыми грудами рваного и мокрого белья. По крутому склону забулькали невидимые бесчисленные ручейки. Шум увеличивался с каждой минутой, производимый целой стаей летящих поездов — с киноэкрана прямо на Женю. Женя хотел напомнить Ване ту кинокартину, виденную на Кузнецкстрое, но оглянуться на дружка было уже слишком трудно. Гул наполнил тело Жени ошеломляющей тревогой, гул входил не только в уши, но и в ноги.

А Ване думалось, что кто-то ехал или скакал в ущельях, большой шаман, тяжелый, как утес. Прыжки его жеребца расшатали всю каменную постройку Хамар-Дабана. Горы трепетали, и вся земля ускоряющейся дрожью сотрясала нервы людей и просто вытряхивала самообладание из самых храбрых. И вот он — скачущий водяной утес — вынесся из ущелья, и с громовым звоном прыгнул с водопадного крыльца, и волшебно остался стоять, висеть, высокий и светлый, — оборотень-шаман! — дрожа в полосатой расселине между гор, и продолжал кругло рушиться, не срываясь.

Ваня в оцепенении глядел на утес. Возможно, он представлялся ему более высоким, чем был на самом деле.

Осталось два или три десятка шагов до леса и горы, но вода поднималась.

Женя потащил Ваню за руку. Беглецы были уже по щиколотку в воде.

Ваня с вызовом оглянулся. Снег по всему берегу исчез — утонул, и берега не стало. Ваня остановился, пропустил Сеню и Черемных вперед, сам побрел позади. Байкал догнал его и толкнул в ноги с кошачьей игривостью.

— Бросайте инструмент! — крикнул Зырянов.

Но инструмента ни у кого уже не было.

Они прильнули на скользком склоне, вытянув ноги из воды. Никто не имел силы выбраться повыше. Черемных кричал:

— Выше! Выше… Выше завала!..

Ваня радостно проговорил прерывающимся голосом:

— Все могли пропасть из-за меня!

Он встал, поднялся, скользя и шатаясь на крутом скате, и обнял сосну, чтобы не сорваться в воду.

Он повернулся спиной к железному Байкалу, лицом к мокрой горе, ко всей каменной толще Хамар-Дабана, который не мог закрыть от его внутреннего взора широкую, прекрасную жизнь на севере, в непролазной тайге между Эргежеем и рекой Полной.

Он запел, сужая горло, напрягая голосовые связки. И все услышали нечеловеческий голос, горловое пение, которым пел человек много десятков тысяч лет назад, подражая зверю или сам еще зверь.

За всех товарищей он пел. И все подняли голову, и увидели, что Ваня поет, и стали слушать его песню спасения и торжества его жизни. Слова якутские понимал Женя, но радость песни общеязыкая у всех.

        Ну-у!..
                   Во-от!..
                               Нарядный мех!
        Семишовный узорчатый мех!
        Глубокий наполненный кумысный мех!
        Девушки ловят молодых кобылиц!
        И с брызгами, журчаньем доят кобылиц!
        И ведрами вносят молоко кобылиц.
        И готовят шипучий кумыс!
                                               Изобилие!..
Хлынуло большое счастье,
Ах, друзья! — широкое раздолье,
Радостная пора в сорок обхватов…
                                                     Не зима!..
Собирается большой остров лиственниц —
                мой родной народ!
Вокруг нас собираются рощи лиственниц —
                                                        наши соседи!
                                                        Мы — тайга!
        С островом лиственниц буду есть!
        С рощами лиственниц угостимся!
        Праздничными словами повеселимся!
        Скажем друг другу драгоценные слова!
        Порадуем друг друга лучшими словами,
                      самыми новыми словами!
        В неубывающей проруби черпнем кумыс!
        Ликуем, радуясь друг другу!
        Заветные мои друзья!
        Уютные дома постройте!
        Медную коновязь вколотите!
        Конного накормите!
        Пешего положите!
        Озябшего обогрейте!
Будьте родоначальниками людей!
        Неумирающие, вечные!
Нестареющего возраста будьте!
                                                Живите!..
        Заветные мои друзья!
Сказавши вещие слова,
                                    расстанемся!

Довольно жесткий удар по пяткам заставил Ваню закончить песню неожиданным возгласом и оглянуться на волну: «Ты опять!»

На этот раз Байкал нападал с опасным оружием: он поднял завалы леса и бил таранными стволами по откосу горы. Товарищи уползали от нападающего моря, помогая друг другу карабкаться, и Женя пробирался к Ване, рискуя сорваться в воду, под удар прыгающих деревьев.

Эти страшные плавающие тараны хорошо знакомы были Зырянову. Опытным воображением плотовщика он пробежал по штурмующему морю за тяжкий, обвальный горизонт насунувшегося неба, до искусственных карнизов южного побережья, и там увидел беззащитные откосы и мосты железной дороги под неотразимыми, бессчетными ударами всплывших лесных завалов…