Лоцман кембрийского моря - страница 45
Написал расписку-грамотку обо всем: что деньги и копеечки царя Ивана продал в двух моточках по сту, и копье, и лук, и стрелы в колчане кожаном. Получил новых денег… Сколько сказали, столько и написал. Начальник сосчитал деньги, сказал:
— Верно. Можешь расписаться.
А деньги-то ему. Николай Иванович расписался и с начальником вернулся в тюрьму на тележке.
Там начальник сказал:
— Отпускаю тебя с уговором: уезжай к себе на Индигирку и не задерживайся. Получишь документ и зарплату за свою работу. Работал ты хорошо, даже отлично. Но у тебя теперь столько деньжищ, брат, что зарплата для тебя пустяк.
— Деньги твои, — сказал Николай Иванович и не тронул мешочки на полу. — Все твои. Уговор дороже денег.
— Спрячь, — сказал начальник, — и никогда не откупайся: плохой человек возьмет, хороший тебя за это посадит в тюрьму.
— Обменять бы на деньги, — сказал Николай Иванович. — Утащу ли?
— Не снесешь. Посчитай: полтораста рублей медью — пуд. А у тебя сколько сотен… знаешь?
— Не утащить. А что делать? Ума не приложу.
— Да, брат. Сочувствую… Сберкассы у вас тоже нет на Индигирке. И почтового отделения нет. А может, попробуем перевести почтой? Через полгода-год получишь. На какой адрес будешь переводить?.. Ну, куда, в какое место доставить и кому?.. Поточнее!
Но Николай Иванович молчал.
— Тогда сделай так: сколько сумеешь — тащи, остальные деньги сдай на хранение в сберкассу; я тебе помогу. Это, брат, свято: когда у вас откроют сберкассу или почту, выпишешь свои деньги, тебе пришлют. Или сам приедешь за ними, когда захочешь… Они в жиле все равно не понадобятся. Будут лежать в кубышке.
— Верно, — сказал Николай Иванович, но облегчения не почувствовал. — Уж больно мудрена Русь: денег дает помногу — и тут же отбирает за любую едишку, за ночлег, за подвоз… В Русском жиле ни одной копейки не истратили за четыреста лет, всегда деньги целы будут. А тогда к чему они? Все равно, что без них.
Начальник хлопнул себя по ляжкам, захохотал и долго смеялся.
— Хорошо думаешь, Николай Иванович! Думай еще дальше!
— Полежат четыреста лет еще — опять в гомузей продадут, на новые деньги…
— Э, нет, брат! Этак не пойдет. К тому времени денег в помине никаких не будет: вот как в твоем жиле. А в музеях полно их будет. Думай обратно давай.
— Обратно я и хотел, брат, — сказал Николай Иванович, размышляя. — Машину купил бы — непродажны, государственные. Пароходы — непродажны, поезда — непродажны…
— Да ты же молодец, Николай Иванович! — Начальник все более радовался. — У тебя губа не дура и глаз глядит как раз куда надо! Понравилось на машине ехать? А если бы она моя была, ехал бы ты на ней?.. А когда она государственная — все могут ехать на ней, кому надо.
— Так-то лучше, — сказал Николай Иванович. — Но мне на Индигирку надо, туда машина не идет государственная.
— Тоже правильно! — воскликнул начальник. — Надо, чтобы шла государственная машина повсюду — отвезла бы тебя за твои деньги. Но машин не хватает на все концы, для всего народа. Народ велик, страна громадная, а машин еще мало сделали. Дорого стоят, дьяволы!
— Дьяволы, однако?
— Еще какие: тысяч сто, должно быть, стоит одна машина. Даже твоих денег не хватит. Но вот что мы делаем: складываемся всем народом, кто сколько может, и даем взаймы государству на постройку машин, и поездов, и пароходов…
— Погоди. Это дело… Мирское, истинное дело… Кому деньги отдать?
— Деловой разговор! — Начальник потирал руки. — Сейчас все устроим. Может быть, как раз на твои денежки трактор выстроят, а то и самолет!
— Как же это? Почему на мои? Говорил, машину, поезд, пароход построят, а то вдруг трактор, самолет…
— Значит, ты против трактора?.. А целый месяц интересовался, работу на заводе бросил, не отходил от тракторов… Тут какая-то тайна!
Оба молча смотрели друг на друга.
— Как решаешь? Даешь государству взаймы? На все строительство: и поездов, и пароходов, и тракторов…
— Не дам.
Начальник сбил кулаком фуражку на лоб:
— Задачка! Задел ты меня чрезвычайно, брат. Я бы тебя не выпустил, пока не узнал бы, в чем тайна… Но классового чувства против тракторов у тебя нет безусловно…
— Чего нет?
— К сожалению, не имею права тебя больше задерживать. Уезжай ты из Якутска или уходи, как хочешь, только поскорей: не затрудняй меня.
— А с деньгами что сделать? Так и не сказал.
— Ох, папаша! — сказал начальник и сбил фуражку со лба на затылок. — Что мне с тобою делать?
Николай Иванович покойно ждал. А начальник закраснелся вдруг как ошпаренный и начал смотреть пронзительно. Срыву спросил:
— Братьев как звать?
Записал о братьях — как звать, сколько лет, какого нраву. И глазами проникал. Особые приметы: батя — малого росту, младший — противу Николая Ивановича человечней на целую голову. Не понял, допытываться стал: как так — человечней на целую голову?..
— Ну, видней, рослей.
— Где они оба?
— Бог ведает.
— А ты почему не знаешь?
— Давно в Мир ушли оба, не вернулись, — пояснил.
— А все же слухом слыхал о них?
Николай Иванович думал долго на этот раз. Сказать, что встретил батю на железной дороге за Байкалом?.. Тогда опять начальник не отпустит. Станет выпытывать: о чем говорили?.. Сказать, что на радостях встречи даже и забыл спросить про некоего разбойника, кличкой Меншик… А начальник допытываться станет: не наговаривал ли батя на власть, не подучивал ли против?..
Но есть же правда в батиных речах об указе государевом. И Зырянов признал, что ищет гееннскую смолу добыть. И сам начальник сказал, что машины — дьяволы суть. Надо начальника от батиной правды отвратить, а язык не приучен врать. Ложь сложить бы…
