Лоцман кембрийского моря - страница 69

Пока не появился обильный дым, Сережа проклинал комаров. Проводник качал головой и говорил ему:

— Неладно ругаешься. Комаров послал добрый Исус Христос, чтобы помочь якутам.

— Хорошенькая помощь! Ничего себе добрый!

— Ты говоришь — лошадь уйдет, — сказал проводник очень спокойно. — Не уйдет. Мне Исус помог, чтобы я не ходил пешком искать мою лошадь: она сама от комаров придет к дымокуру.

Перед этой наивной верой не устояло Сережино раздражение. Он хохотал и приговаривал:

— Главное, по божеской доброте послал комаров! — И вдруг взрывался хохотом, еле мог выговорить: — Главное, чтобы ему пешком не ходить за лошадью!

Стоянки для обеда и для ночлега Лидия старалась подтягивать к населенным местам. Ей хотелось все видеть у людей: как живут и чем живут. Она замечала меньший их рост по сравнению с русскими, узкие плечи, маленькие нежные руки и широкие лица, оживленные любопытствующими глазами.

Их одежды, заимствованные от русских, еще сохраняли некоторые особенности прежней самобытной моды: прямой разрез платья на середине груди, отложные воротники, на старых женщинах — длинные платья, сшитые сборкой к плечам и вороту.

В наступившие жаркие дни многие работали в кожаных трусах на полях и на берегу. И все пели: маленькие дети и взрослые, на работе, на дороге, утром, днем и темной летней ночью.

Свои наблюдения Лидия записывала в одной тетради с геологическим описанием маршрута.

Сережа сказал с презрением:

— Вам надо было стать этнографом.

— Дорогой Сережа, я с вами не согласна. Мне всегда хочется добыть нечто материальное, а достижения этнографов невещественные…

Якуты жили здесь в обыкновенных русских избах. В верховьях Иннях Лидии удалось увидеть бревенчатые юрты. Стены их наклонно сближались шатром под кровлей. Бревна в стенах не лежали, а стояли врытые в землю в плотном строю. Пол в юрте был земляной.

Самая древняя якутская постройка ураса — островерхий берестяной шалаш — не встретилась ей, но Лидия утешалась тем, что видела урасу на Ленинских горах. Там был Музей народов СССР на открытой местности.

Глава 13

ПЕСНЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДУШИ

В одном селении, уже в верховьях реки, Лидии удалось услышать профессиональных якутских певцов.

Их было двое. Слушать их собрались в самой большой избе. Хозяин, пригласивший певцов, приготовил для них самое дорогое угощение, которое было для него даже несколько разорительно.

Хозяин сказал Лидии пренебрежительно о певцах:

— Эти — не настоящие певцы. Ни один не умрет, если будет побежден.

Может быть, он опасался строгого суда москвички. Лидия поняла, что готовилось состязание вроде того, о котором написал Тургенев.

Певцы сами подошли представиться и познакомиться. Один из них сказал:

— Нам будет совестно петь при вас. Мы поем для простых людей.

— Я слышала про вас еще на Лене и в Кесь-Тюнгюрене, — любезно соврала Лидия.

Певцы оживились, и тот, кто помоложе, сказал:

— Был когда-то певец, таких нынче нет. С женщинами случались припадки, мужчины ослабевали, как маленькие дети, и не могли уйти. От его пения люди теряли рассудок, а деревья сохли. Ему платили, чтобы он только не пел.

— Если сохли деревья, значит, он пел плохую песню, — сказал старший певец.

— Такую песню ты нам не пой, — сказал хозяин.

— Я буду петь, — старший певец поглядел на москвичку, — песню человеческой души.

— Я больше всего люблю такую песню, — сказала Лидия.

Певец поклонился ей и стал смотреть в пространство, как бы задумавшись о своей песне.

Первым должен был петь младший.

Он отчетливо выговаривал каждый звук, его горловой голос бился молодой силой и горячностью. И, не зная слов, Лидия понимала чувства, выражаемые голосом певца: боль, гнев, радость похожи у всех народов.

Песня была длинная, и, когда она кончилась, певец сначала отдыхал, потом принялся есть. Слушатели хвалили его.

— Хорошо поет, жалко его, — прошептала хозяйка.

Лидия удивилась:

— Почему же ты жалеешь его?

— Счастливым не будет, — сказала хозяйка.

Старший певец тоже сказал похвалу в его честь:

— Он умеет петь еще лучше. Жалко, что свои лучшие песни он не поет людям, которых любит, чтобы не внести разлад в их жизнь.

Потом старший сам запел. Он пел чрезвычайно размеренно. Его пение более походило на певучий разговор или на певучее чтение стихов. Мелодия состояла из двух-трех нот и все же сильно волновала слушателей.

Мужчины сидели на скамьях вдоль стен, задумавшись каждый о чем-то своем, навеянном песней. Женщины, взволнованные, побледневшие, а девушки, наоборот, раскрасневшиеся, столпились в углу.

Лидию усадили за один стол с певцами, как особо редкую и почетную гостью.

Ей интересно было пробовать изобретения якутской кухни, бесконечную череду блюд, то мясных по вкусу, то рыбных, то фруктовых, десертных, но приготовленных все из одного и того же топленого и сквашенного молока и одинаково называемых «сорат».

На первое это была изжелта-белая кисловатая гуща, прохладная — из погреба.

Но во второй смене это уже был рыбный студень. Лидия поискала рыбу в чашке и не нашла: рыба вся с косточками растворилась в молочной кислоте выдержанного сората.

Хозяйка принесла отдельно для Лидии красивый «белый сорат», очень белый и пушистый, сбитый со сливками.

Потом для всех был «красный сорат-тар», красный от брусники. Гости громко обрадовались, а хозяин, скромничая, посожалел почтенным гостям, что не может до осени угостить их осенним соратом, совершенно некислым. Он тут же обшутил свою любезность и напомнил поговорку, что «осенний сорат, жалко, не дается» — его любят хозяева, дескать, сами съесть.