Дьявол носит «Прада» - страница 113

У него был спокойный, сдержанный голос, а по его серебристой шевелюре и сухому, с резкими чертами лицу я поняла, что он намного старше, чем мне казалось, когда я говорила с ним по телефону.

– Мсье Рено, я так рада с вами познакомиться!

Все, чего мне в тот момент хотелось, – это заползти в уютную мягкую постель и отоспаться как следует, отдохнуть от тягостного перелета. Но мсье Рено не оставил от моих надежд камня на камне.

– Мадемуазель Андреа, мадам Пристли желает, чтобы вы немедленно явились в ее апартаменты. Боюсь, прежде чем вы сможете зайти в ваш номер, – добавил он, и на лице у него было написано такое смущение, что на мгновение я пожалела его больше, чем себя. Он явно не был рад встретить меня таким известием.

– Охренеть можно, – пробормотала я, не сразу заметив, как это шокировало мсье Рено. Что ж, я тут же подарила ему обаятельнейшую из своих улыбок и попробовала загладить свой промах. – Пожалуйста, простите, у меня был такой утомительный перелет. Не подскажете ли, где я могу найти Миранду?

– Ну конечно, мадемуазель. Она в своих апартаментах и, насколько я могу судить, очень жаждет вас видеть.

Я внимательно наблюдала за лицом мсье Рено и, как мне показалось, заметила на нем легкую тень недовольства; и хотя по телефону он всегда казался мне невыносимо корректным, я была рада пересмотреть свою точку зрения. Он был слишком хорошим профессионалом, чтобы проявлять свои чувства, не говоря уж о том, чтобы облечь их в слова, но я решила, что он наверняка так же ненавидит Миранду, как и я. Не то чтобы я могла чем-то подкрепить это ощущение – просто я и мысли не допускала, что кто-то может относиться к ней без ненависти.

Двери лифта раскрылись, и мсье Рено, улыбнувшись, жестом пригласил меня войти. Затем он сказал несколько слов по-французски сопровождавшему нас портье и махнул мне рукой, а портье подвел меня к дверям в апартаменты Миранды. Он постучал, а потом испарился, оставив нас с Мирандой один на один.

Я на мгновение подумала, что Миранда сама откроет дверь, но это было совершенно нереально. За те одиннадцать месяцев, что я провела с ней бок о бок, я ни разу не видела, чтобы она делала хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее физический труд, – даже такие элементарные вещи, как ответить на телефонный звонок, повесить в шкаф собственное пальто или налить себе стакан воды. Создавалось впечатление, что у нее каждый день – суббота, день отдохновения, и сама она придерживается всех установлений, обязательных для правоверной еврейки, ну а я, конечно, была ее «субботним гоем» .

Хорошенькая горничная открыла мне дверь и пригласила войти; глаза у нее были влажными, и она не отрываясь смотрела в пол.

– Ан-дре-а! – раздался зов из глубин самой потрясающей гостиной, какую я когда-либо видела. – Ан-дре-а, к сегодняшнему вечеру мне понадобится выглаженный костюм от Шанель, он весь помялся за время перелета. Почему-то говорят, что «конкорд» очень заботливо обращается с багажом, но по моим вещам этого не скажешь. Кроме того, позвоните в школу Хораса Манна и проверьте, там ли девочки. Вы будете делать это каждый день, Аннабель я не доверяю. Каждый вечер вы будете связываться с Кэссиди и Каролиной и записывать, что им задали, когда и какие у них контрольные. Доклад будете подавать мне в письменном виде каждое утро перед завтраком. Да, и немедленно найдите мне сенатора Шумера. Это срочно. И последнее: скажите этому идиоту Рено, что он обязан присылать мне компетентных людей, а если их так трудно подобрать, то мне придется обратиться за помощью к менеджеру отеля. Эта девица просто умственно отсталая.

Я взглянула на девушку: она забилась в уголок, тряслась как осиновый лист и изо всех сил старалась не заплакать. Я подумала, что она, наверное, понимает по-английски, и постаралась выразить взглядом все свое сочувствие, но она продолжала дрожать. Силясь запомнить все выпаленные залпом приказы, я обвела глазами комнату.

– Будет сделано! – прокричала я в направлении ее голоса, доносившегося откуда-то из-за кабинетного рояля. Повсюду с большим изяществом были расставлены вазы с цветами; я насчитала их больше пятнадцати. – Я сейчас же займусь всем, что вы сказали.

Мысленно выругав себя за это «сейчас же», я в последний раз оглядела чудесную комнату. Никогда, никогда прежде я не видела такой роскоши, такого великолепия. В память врезались парчовые занавеси, кремовый ковер, в котором утопали ступни, узорное шелковое покрывало на королевских размеров ложе и золоченые статуэтки, прихотливо расставленные на столиках и полках из красного дерева. Один лишь телевизор с плоским экраном да серебристая, обтекаемой формы стереосистема опровергали предположение, что весь этот интерьер – дело рук искуснейших мастеров девятнадцатого века, стремившихся этим своим творением показать лучшее, на что они были способны.

Я прошмыгнула мимо хнычущей горничной и выскочила из номера. Перед дверями топтался перепуганный коридорный.

– Не покажете ли вы мне мою комнату? – спросила я как можно любезнее, но он явно думал, что я только того и жду, чтобы наброситься на него с кулаками, и быстрыми шажками засеменил впереди меня.

– Вот, мадемуазель, я надеюсь, она вам понравится.

Дверь, на которой почему-то не было номера, находилась ярдах в двадцати от апартаментов Миранды, и за ней мне открылась их миниатюрная копия. Гостиная поменьше, и кровать не королевская, а, скажем, герцогская. На большом письменном столе красного дерева были: многоканальный телефон офисного типа, изящный компьютер, лазерный принтер, сканер и факс. Кабинетного рояля здесь не было, но все же оба номера отличала роскошь и утонченность убранства.