Дом, в котором… - страница 236

– Говорю вам, это Соломон и Дон вернулись! – орет Шакал. – С отрядом мстителей-единомышленников! Вот увидите, я угадал!

– А я вот считаю, что это люди из соседних домов, – высказывает предположение Лэри. – Явились требовать, чтобы Дом поскорее сносили. Устали уже ждать.

– Да нет же, это точно чьи-то родители! – волнуется Рыжая. – Только родители способны на такое.

– Ты думаешь, там могут быть наши бабушки? – с ужасом спрашивает Слепой. Он тоже торчит у подоконника, но наружу, конечно, не высовывается.

– Почему именно бабушки? – удивляется Рыжая.

– Что там такое? – кричу я. – Что случилось?

Ко мне оборачивается только Сфинкс.

– Там палатки. Возле самого Дома, – объясняет он. – Четыре штуки.

– Кемпинг! – орет Табаки, повисший на оконной решетке. – Целый кемпинг мстителей!

Я начинаю одеваться. Почему-то в страшной спешке. На подоконник мне не взобраться, даже если с него все слезут, но я все равно веду себя так, как будто сейчас встану, растолкаю всех и тоже посмотрю.

Единственный, кто остался на кровати, кроме меня, – Лорд. Курит и делает вид, что ему на все наплевать.

– Бабушки как раз вряд ли поселились бы в палатках, – говорит Рыжая. – Мне так кажется…

Рыжая стоит на подоконнике в полный рост, в куцей маечке на бретельках и в трусах. Майка не дотягивает до пупка, а трусики у нее ярко-красные, под цвет волос. Под мышкой зажат пыльный мишка. Я соображаю, что Лорду это вовсе не нравится. Что он потому сидит такой мрачный, что Рыжая торчит в окне полуголая, хотя ему бы лучше порадоваться, что не совсем голышом. Она и без майки бы там запросто встала, уж я-то знаю.

– У Слепого паранойя, – хихикает Табаки. – В последнее время ему везде мерещатся чьи-нибудь бабушки. Он просто потерял из-за них покой.

– А почему не дедушки? – спрашивает Русалка.

– Интересно, когда они вылезут наружу? – говорит Лэри.

Я уже одет и подползаю к краю кровати, поближе к ним. Не посмотреть, так послушать. Македонский, заметив мой интерес, подходит к кровати.

– Хочешь поглядеть? Ползи к окну, я тебя подсажу.

– Не надо, – говорю я.

Пока я ползу к окну, Русалка с него слезает. Она в мужской пижаме, которая велика ей размера на три. Рукава она подвернула, но штанины болтаются, как у клоуна. Рыжая, держась за решетку, протягивает мне руку и втаскивает наверх, почти без помощи подталкивающего снизу Македонского.

И вот я наконец их вижу. Четыре палатки. Две защитного цвета, одна оранжевая и одна тускло-синяя. Стоят они действительно вплотную к сетке, как будто Дом вырастил их на себе за ночь, как грибы.

– Мне кажется, это экстремалы из шестой, – задумчиво говорит Сфинкс. – Может, Черный решил начать приучать их к Наружности. Поэтапно.

– Пойдем во двор? – кричит Рыжая. – Поглядим на них вблизи?

– А завтрак? – возмущается Шакал. – Вы все совсем уже перестали завтракать. Мне одному в столовой скучно!

Я смотрю на палатки дольше всех, потому что последним их увидел и потому что не могу слезть. Всем уже надоело обсуждать это явление, и через некоторое время я остаюсь на подоконнике один. Македонский, снимая меня, старательно отворачивается от окна.

– Ты чего? – спрашиваю я его.

Он пожимает плечами.

– Так. Неинтересно.

Почему-то я ему не верю.

В коридоре все дружно мрачнеют и надевают темные очки. Стены уже не страшные. Они теперь светло-кремовые, ровные и чистенькие. Вот только ужасно воняет краской.

– Мы теперь как продолжение Могильника, – сокрушается Лэри. – Как жить?

Остальные помалкивают.

Во дворе собралось уже пол-Дома. Многие в пижамах. Становится ясно, что Сфинкс, во всяком случае, ошибся. Псы шестой здесь не при чем. Им так же не терпится выяснить, кто прячется в палатках, как всем остальным. Даже Братья Поросята здесь, сидят рядком, сдвинув коляски, и глазеют, с одинаково приоткрытыми ртами. К сетке, правда, никто не рискует приблизиться.

Наконец, полог одной из палаток откидывается, выпуская троих. В мешковатых комбинезонах защитного цвета. Бритых наголо. С пустыми глазами, один в один, как у медведя Рыжей. Желания познакомиться с ними ни у кого не возникает. Наоборот, все, кто стоял ближе к сетке, отходят от нее подальше. Когда через пару минут я оглядываюсь, мне кажется, что во дворе нас стало намного меньше.

Один из палаточников прижимается к сетке, изобразив на лице улыбку. Я на предельной скорости откатываюсь к крыльцу и, только уперевшись колесами в лестницу, понимаю, что еще никогда в жизни еще не ездил задом наперед так быстро. Лэри обгоняет меня и взлетает вверх по ступенькам.

– Пустая шкура! – бормочет он на бегу. – Пустая шкура!

Логи один за другим скрываются в дверях.

Палаточник просовывает сквозь ячейки сетки пальцы и что-то говорит. Продолжая улыбаться. Лучше бы он этого не делал. Легче было бы смотреть, как это делает медведь Рыжей. Двор стремительно пустеет.

Мимо меня проезжают Братья Поросята, и каждый задевает мою коляску, потому что я торчу под самой лестницей. Потом пробегают Зебра и Мертвец, толкая перед собой зареванного Слона, и чуть не переворачивают. Одним из последних беглецов оказывается Шакал.

– Чего они хотят? – спрашиваю я его. – Кто они такие?

– Пустые шкуры, – отвечает он деловито, разматывая веревку с абордажным крюком. – Ищут того, кто, как им кажется, их заполнит.