Дом, в котором… - страница 80
Звонок к окончанию обеда тренькнул и захлебнулся, как заколдованный. Обычно сразу после него поднимался грохот, и вторая наперегонки кидалась к выходу в такой спешке, словно воздух столовой вдруг делался непригодным для дыхания. В этот раз они почему-то не побежали. Только от Фазаньего стола отъехала пара колясок, но, покружив у двери, вернулась.
– Пованивает безобразиями, – прокомментировал Шакал. – Чуете?
Не почуять было трудно. Как только мы начали подниматься, от стола шестой к нам подошла делегация из трех Псов, и Лавр торжественно вручил Сфинксу какую-то записку.
– Помпей просит вожаков всех стай собраться в Кофейнике для обсуждения важного вопроса, – зачитал Сфинкс. Пожал плечами и передал записку Слепому.
Кажется, после этих слов заговорили все одновременно. Тишину разнесло вдребезги. Между столами забегали Логи. Фазаны сбились в кучку с таким видом, как будто ожидали нападения.
– Это подлость! – крикнул Стервятник, перекрывая возбужденный гул голосов. – У людей траур!
Помпей извиняющимся жестом поднял руки.
– Я сочувствую, – сказал он. – Но это не меняет дела.
Стервятник презрительно скривил рот, и Птицы дюжиной кривых зеркал отобразили его гримасу.
Выезжали мы в окружении подпрыгивавших, тараторивших Крыс. В дверях образовался затор, и в нем застряла половина тех, кто желал идти рядом и заглядывать нам в лица. Большая игра Дома резко перешла в активную фазу.
Небо за окнами было белесым. Туман, казалось, накрыл Дом огромным комом ваты. И еще стало очень холодно. Как будто температура упала сразу на несколько градусов. А может, меня просто знобило от волнения.
Возле Кофейника толпа немного поредела. Фазаны отпали, остальные разбились по группам. Вожаки гуськом прошли в Кофейник. После их ухода стало гораздо тише. Все ждали.
Со стороны Крыс доносились приглушенные звуки музыки.
– А ведь я говорил, – бормотал Лэри, изжевывая незажженную сигарету, – я предупреждал… Вот, дожили…
– И что теперь? Драка? – спросил я с наигранной бодростью, от которой самому тут же стало тошно.
– Нет, ужин при свечах, мой солдат! – огрызнулся Табаки.
Горбач сказал, что вовсе не обязательно всем здесь торчать. При этом сам не сдвинулся с места.
– Ты прав, – сказал Сфинкс. – Узнаем все от Слепого.
И тоже никуда не ушел.
Македонский дал Толстому булку. Горбач закурил.
Даже понимая, что все это игра, я ужасно нервничал. Слишком хорошо все исполняли свои роли.
Наконец дверь Кофейника отворилась. Первым показался Помпей. Повернувшись к Псам, он показал им большой палец. Псы радостно взвыли. Потом вышли Слепой со Стервятником и, тихо переговариваясь на ходу, убрели в сторону спален. Рыжий так и не появился. Как будто во время совещания его съели.
– Господи! – простонал Лэри, заметив, что Помпей направляется к нам.
Начавшие было расходиться стаи поспешно вернулись на зрительские места.
Высокий, смуглый, с пижонским гребешком, Помпей остановился рядом. Летучей мыши при нем не было. Может, она уже издохла.
– Поговорим? – спросил он Сфинкса.
– Ты говорил со Слепым, что тебе еще?
– Ну… со Слепым разве поговоришь по-человечески?
Помпей закурил. Он стоял среди нас, как у себя в спальне. Ни капельки не нервничая. Даже немного красуясь. Нервничали почему-то мы.
– Не так давно узнал об одном старом Законе, – сообщил Помпей, между затяжками. – Он меня жутко расстроил. Такая, знаешь, первобытная хрень… Из-за нее я с этим и затянул. Конечно, не верилось, да и ребята говорили, что он больше не действует. Но все же…
Псы подтянулись ближе, чтобы ничего не упустить.
– Мне кажется, – продолжал Помпей, рассеянно поглядев на них поверх наших голов, – его придумали трусоватые вожаки. Вот я и опасался, понимаешь?
Невидимый лед со Сфинкса можно было сбивать молоточком.
– Больше не опасаешься? – спросил он.
– Я в себе это подавил, – гордо сказал Помпей.
– Поздравляю.
– Но все-таки хотелось уточнить. У вас он действует?
– Нет, – отрезал Сфинкс. – Это все?
– Ты как-то грубо разговариваешь, – нахмурился Помпей. – А ведь я, по большому счету, о вас беспокоюсь.
Табаки за спиной Помпея очень натурально изобразил приступ рвоты.
– Не надо беспокоиться, – сказал Сфинкс. – Мы все свободны.
– Ну и слава богу, – с облегчением вздохнул Помпей.
– Не слава богу.
– Ты что, сторонник этого дерьма?
Сфинкс покачал головой. Он смотрел на Помпея оценивающе, как будто что-то прикидывал. Решал для себя какой-то вопрос.
– Нет, – сказал он наконец, отворачиваясь. – Бесполезно.
Помпей принял деловой вид. Даже сигарету отбросил.
– Эй, договаривай. Ты о чем?
– Ни о чем. А где твоя летучая мышь?
Меньше всего Помпей ожидал такого вопроса. Сначала он удивился. Потом обиделся.
– Ты что, издеваешься?
– Ничуть.
Лицо Помпея потемнело.
– Завтра закончим этот разговор. О мышках. Может, к тому времени у тебя в мозгу немного прояснится.
– Может быть, – согласился Сфинкс. И засмеялся. По-настоящему, без притворства.
Я вздохнул с облегчением. Наконец-то кто-то не выдержал. Выпал из образа, испортив игру себе и другим. Меня это обрадовало, хотя я не мог понять почему. Ну игрались себе люди, что в этом плохого? Я не сомневался, что сейчас все закончится, что смех Сфинкса подхватят остальные, наплевав на свои роли. Но этого не случилось.
Помпей изобразил, что разозлен, сказал:
– Ладно. Встретимся, – и утопал к Псам. Шестая окружила его, заслонив от нас.
Чуть погодя, медленно, каждый в своем музыкальном облачке, разбрелись Крысы. Ничего интересного перед Кофейником больше не намечалось. Табаки кружил на своем Мустанге, свесившись к полу и напряженно что-то на нем высматривая. Македонский выдирал из свитера нитки.
