Сердце — одинокий охотник - страница 84
— Я куда-нибудь уеду. Я хороший механик и могу получить работу в любом месте. Если я останусь, мама все поймет по моему лицу.
— Скажи… А во мне заметна какая-нибудь перемена?
Гарри долго вглядывался в ее лицо и потом кивнул: да, заметна.
— И вот еще что, — продолжал он. — Через месяц или два я пришлю тебе свой адрес. Напиши, все ли у тебя обошлось.
— В каком смысле? — медленно спросила она.
Он объяснил.
— Напиши только одно слово: «Порядок», и я пойму.
Они шли домой пешком, ведя за руль велосипеды. Их гигантские тени вытягивались впереди. Гарри сгорбился, как старый нищий, и то и дело вытирал рукавом нос. На минуту все вокруг залило ярким золотым сиянием, потом солнце зашло за деревья, и тени их сбежали с дороги. Она чувствовала себя ужасно старой, а внутри словно давила какая-то тяжесть. Теперь она уже взрослая, хочется ей этого или нет.
Они прошли около двадцати километров и постояли в своем темном переулке. Ей был виден желтый свет, падавший из их кухонного окна. В доме у Гарри было темно — мать его еще не вернулась. Она работала в портняжной мастерской на соседней улице. Иногда даже по воскресеньям. Заглянув в окно, можно было увидеть ее в глубине комнаты над швейной машиной или с длинной иголкой в руке, когда она сметывала тяжелые куски ткани. И сколько на нее ни смотри, она даже головы не поднимет. А по вечерам она готовила свою правоверную пищу — для них с Гарри.
— Послушай… — начал он.
Она молча ждала в темноте, но он так и не договорил. Они попрощались за руку, и Гарри зашагал по темному переулку. Дойдя до угла, он обернулся и кинул на нее взгляд через плечо. На лицо его падал свет — оно было бледным и суровым. Потом он ушел.
— Вот тебе загадка, — сказал Джордж.
— Ну?
— Идут три человека, родной матери дети, меж собой не братья.
— Сейчас… Сводные братья.
Джордж улыбнулся, показывая Порции мелкие квадратные голубоватые зубы.
— А кто же еще?
— Не можешь угадать? Сестры. Весь фокус в том, что тебе и в голову не придет, что дама — это человек.
Она стояла у порога и смотрела на них. Проем двери обрамлял кухню, как картину. Внутри было чисто и уютно. Горела только лампа над раковиной, и повсюду в комнате густели тени. За столом Билл и Хейзел играли в джокер на спички. Хейзел то и дело щупала пухлыми розовыми пальцами свои косы, а Билл, втянув щеки, сдавал карты с крайне серьезным видом. Возле раковины Порция чистым клетчатым полотенцем перетирала посуду. Она похудела, кожа у нее была золотисто-желтая, а напомаженные черные волосы гладко прилизаны. Ральф смирно сидел на полу, а Джордж завязывал на нем сбрую из старой рождественской мишуры.
— А вот тебе, Порция, еще загадка. Если стрелки на часах показывают половину третьего…
Она вошла в кухню. Ей показалось, что при виде ее все отшатнутся, а потом встанут вокруг и будут ее разглядывать. Но они только мельком на нее посмотрели. Она выжидательно присела к столу.
— Вот еще принцесса какая — является, когда все уже поужинали. Так мне никогда и домой не уйти.
Никто не обращал на нее внимания. Она съела большую тарелку лососины с капустой и закусила творожной массой. Но думала она только о маме. Дверь отворилась, вошла мама и сказала Порции, что мисс Браун уверяет, будто нашла у себя в комнате клопа. Надо достать бутыль с керосином.
— Не сиди насупившись, Мик. Тебе уже пора за собой следить и вести себя как барышня. Погоди, не смей убегать из комнаты, когда, я с тобой разговариваю, — я хочу, чтобы ты перед сном хорошенько помыла Ральфа губкой. Почисть ему нос и уши получше.
Мягкие волосенки Ральфа слиплись от овсяной каши. Она обтерла их посудным полотенцем и ополоснула ему под краном лицо и руки. Билл и Хейзел кончили играть. Билл, собирая выигранные спички, царапал по столу ногтями. Джордж потащил Ральфа спать. Они с Порцией остались на кухне вдвоем.
— Слушай! Погляди на меня. Замечаешь какую-нибудь перемену?
— Конечно, замечаю, милуша.
Порция надела красную шляпу и переобулась.
— Ну и как?
— Возьми немножко жира и вотри в кожу. Нос у тебя здорово облупился. Жир, говорят, лучшее лекарство от ожога.
Она стояла одна на темном дворе и отщипывала ногтями кору с дубового ствола. Это, пожалуй, еще хуже. Может, ей стало бы легче, если бы, поглядев на нее, они сразу бы все поняли. Если бы они знали.
Папа позвал ее с заднего крыльца:
— Мик! Эй, Мик!
— Да?
— К телефону.
Джордж сразу же к ней прилип — хотел подслушивать, но она его оттолкнула. Голос у миссис Миновиц был громкий, встревоженный.
— Гарри уже давно пора быть дома. Ты не знаешь, где он?
— Не знаю.
— Он говорил, что вы вдвоем собираетесь куда-то на велосипедах. Где же он может быть? Ты не знаешь?
— Не знаю, — повторила Мик.
Снова наступила жара, и в «Солнечном Юге» постоянно толпился народ. Мартовские ветры стихли. Деревья покрылись густой охристой листвой. На голубом небе не видно было ни облачка, и солнечные лучи жгли все сильнее. Стояла духота. Джейк Блаунт ненавидел такую погоду. От одной мысли о долгих знойных летних месяцах впереди у него кружилась голова; чувствовал он себя прескверно. С недавнего времени его стали донимать головные боли. Он растолстел, и у него вырос живот. Верхняя пуговица брюк не застегивалась. Он понимал, что толстеет от пьянства, но продолжал пить. Спиртное помогало от головной боли. Стоило ему выпить рюмку, и она проходила. А теперь одна рюмка действовала на него так, как раньше целая бутылка. Взбадривало его не то, что он выпил сейчас, — первый же глоток приводил в действие все спиртное, которым он пропитал свой организм за последние несколько месяцев. Столовая ложка пива снимала биение крови в висках, но и целая бутылка виски не давала желанного забвения.
