Корова - страница 130

– Как же вам не стыдно такими вещами заниматься? – изумлённым шёпотом спросила Людмила.

– Стыдно, у кого видно, а у нас такая конспирация, что никто ничего ни буки, ни веди.

– Вы меня извините, но это ужасно! И омерзительно.

– Согласен. И что же? Когда ребёнок рождается в крови и слизи, это тоже ужасно и омерзительно, такова селяви-визави.

– Чего вы от меня-то хотите?

– Продолжения шоу. Да! Шов маст го’он.

– А можно без меня?

– Где мы ещё такую натуру-дуру найдём? Ты ж у нас одна такая. И потом, наши спонсоры тебя уже видели, а они строго следят за вложенными в проект бабками-прадедками. Тебе и делать-то ничего не надо будет. Ты мне скажи, какой фряка-бряка тебе пусик-лясик: Слюник-стихуник, Забияка-моряка или Арабусик-баблусик?

– Что-что?

– Ну, кто тебе больше понравился из наших мужских натур: Сопливый стихоплёт, Морской волк или Арабский бабловладелец?

– Никто! Я думала, что на самом деле есть такие хорошие мужчины, а оказалось, что это всё игра какая-то…

– Не «игра какая-то», а актёрская игра. И на очень высоком уровне, кстати… Ты мне, мудаку старому, объясни-поведай, как тебе удалось от такого натиска уйти? Я знать должен, мне для работы надо. Ведь это профессионально натасканные кобели, им любую самку на лямур-тужур развести, как спринтеру тридцать метров пробежать.

– Профессионально? Натасканные? Я не знала.

– А если б знала, что тогда?

– А что надо было делать-то? Сразу на шею им вешаться?

– А разве нет? – удивился Карабасыч. – Чего зря время терять? Нет, ты объясни, я ж не ради праздного любопытства спрашиваю. Мне надо знать, чтобы проработать, где они прокол допустили.

– Да ну, в самом деле…

Людмила не знала, как объяснить, почему она так и не клюнула ни на чьи ухаживания. Тем более таким искушённым натурам, которые уверены, что люди единственно для того знакомятся, чтобы обязательно тут же вступить в интимную связь.

– Ну расскажи, не будь врединой-говнединой! – не в шутку умолял главарь сего гнезда разврата. – А то помру, такой важной инфы не узнавши. Не жалко тебе старика-коровяка?

– Вы не поверите, но причина столь проста, что я удивляюсь, как вы сами не догадаетесь.

– Ну, щас точно кончусь, как заинтриговала, зараза! Колись, на чём они облажались, что ты их раскусила…

– Да не в них совсем дело. Всё настолько просто, что смеяться будете, когда узнаете.

– Не поверишь, но совсем не до смеха, когда такие промахи в работе случаются.

– Вы понимаете, ко мне никогда не подходили на улице, вообще никто не жаждал со мной познакомиться, поэтому я сразу поняла, что-то здесь не так. Не знаю, как это объяснить. Давно где-то читала, как Шон Коннери приезжал в Советский Союз, когда снимался в «Красной палатке», и гулял по Москве. Он был удивлён, что к нему никто не подходит, не пристаёт с автографом, вообще не узнаёт. Это очень непривычно для человека, который привык, что его на части рвут, стоит только из дома выйти. Его узнавали даже в Африке и Китае, а тут он приехал в крупнейшее в мире государство, где его никто не знает, он может спокойно передвигаться по улицам, и никому до него нет никакого дела. Поначалу это нравилось, потом появился некий дискомфорт, сначала еле ощутимый, потом всё больше нарастающий. А у меня всё наоборот: никто не интересовался моей персоной, и вдруг пошли кавалеры один другого краше. Любому не по себе сделается, согласитесь? Как видите, всё просто, как забег этого… спринтера, что ли…

– Забег свингера до чужой жены. Действительно, ларчик-то просто открывался. А мы-то бошки-головы ломали, все мозги расплескали, извилины завязали в загогулины, чего это она не повелась ни на кого. Уж решили, что ты обет безбрачия дала, решив хранить вечную верность Федьке, или как там эту пьянь звали, которую тебе в женихи прочили… Я знаю, как тебя расстраивает, что всё это вымысел. Я сам в детстве чуть не удавился, когда узнал, что нет никакого Робин Гуда, а есть только книжный и киношный образы. Но такова железяка-жизняка.

– Я не буду больше участвовать в этом ужасе, – решительно и сухо заявила Людмила и тут же размокла: – Зачем вы меня так унижаете? Что я вам сделала? Какое право имели эти ужасные люди в зале так меня оскорблять?

– Вот уж мне эти ухи-оплеухи, – по-отечески вздохнул Альберт Карабасович и обратился к своим подчинённым: – Олухи-молохи, дайте-ка мне сюда плёночку с прессингом-трессингом Нонсенса Намбэр Ван.

Тут же «олухи» живёхонько притащили небольшой видеоплейер и включили его. Людмила увидела запись выхода в студию девчонки с вечной жвачкой во рту. Публика так же визгливо её приветствовала, ведущая так же чего-то прокричала, поведала всем краткое содержание «научного эксперимента по установлению степени сексуальной доступности» никому не нужной россиянки и на экране над входом в зал продемонстрировали момент «подката» мужчины, говорящего исключительно стихами, к Намбэр Вану. Не успел он прочесть ей и полстрофы, как тут же был зацелован ею, ну и всё такое прочее до конечного результата.

Публика в зале, увидав это, стала обвинять девчушку с жвачкой в безнравственности и распущенности.

– Скажите, что Вы почувствовали, когда овладели мужчиной, который собирался предложить Вам невинную и чистую платоническую любовь? – спросила её ведущая тоном Алёнушки из сказки про Иванушку.

– Ничего я тебе не скажу, сикалка старая! – и Намбэр Ван выдула огромный пузырь из жвачки в её сторону.

– Скажите, а Вы часом не сумасшедшая? – тревожно спросила девушка из зала. – Вы половым психозом не страдаете? Как Вы могли так повести себя прямо на улице посреди бела дня с таким-то мужчиной, у которого так ярко выражено интеллектуальное начало?! Ведь это же просто клинический случай!