Икона и человек - страница 48
Этот Покров происходит из Бынег, заводской поселок под Невьянском. Икона 1720–1730 гг. Очень большая редкость и очень высокого класса. Витя принес ее ко мне и попросил за нее сто сорок тысяч рублей. Не бог весть какие деньги, но 2009 год, кризис и вообще. Я говорю: «Оставляй. Решим». А чего решать-то? Надо брать, а денег нет. Но на всякий случай, чтобы отступать было некуда, мы ее раскрыли.
Вот, в правом верхнем углу, контролька. А белое — это левкас, которым в слой заполнили все пустоты.
Потом я ему честно сказал: «Денег у меня нет. Но мне она важна. Дай мне еще время, я рассчитаюсь».
А он вдруг говорит: «Давай не так. Я тебе ее подарю для музея!»
А я знаю этого парня больше тридцати лет. Он человек не злой, но крайне прижимистый, и для него это серьезно. Если честно, я не ожидал и был очень тронут.
Я об этой иконе написал отдельную статью и о Викторе Власове с удовольствием сказал доброе слово.
Памятник этот реставрировал Максим Ратковский, прямой ученик Юрия Боброва. Икона эта очень стильная и тонкого письма. Там настолько сложные разделки, что с первого раза не все понимаешь. И рассматривать ее можно долго. Кроме этого, очень искусная палеография — надписи на иконе. Замечательный русский ученый и изобретатель, о. Павел Флоренский сказал: «Надписи — душа иконы». А для исследователей — еще и штрихкод. Идентичность письма иконописца можно определить по надписям.
Задача была собрать авторскую живопись и затонировать левый нижний угол. После нескольких совещаний Максим решил сделать полную реконструкцию. Он заполнил утраты, но оставил границу между авторской и поновительской живописью.
Работа заняла сто девяносто часов чистого времени. И выполнена безупречно.
А складень украшает музей уже много лет. Он привлекает внимание, и его подолгу рассматривают, и когда меня спрашивают, сколько он стоит, я честно говорю: «Не знаю». Есть вещи, которые деньгами не меряются.
Трехстворчатый деревянный складень
В 1997 году мне довелось издать первый научный альбом по невьянской иконе. Наряду с другими материалами, там, моим научным руководителем и старшим товарищем Виктором Ивановичем Байдиным был впервые опубликован доклад представителя миссии Красного Креста на Урале французского офицера Сюшеля Дюлонга, сделанный им в 1923 году на заседании УОЛЕ. В этом докладе Дюлонг, объехавший весь Горнозаводской Урал, впервые обратил внимание на высокий уровень иконописания и на некую стилевую общность невьянских икон. В докладе прозвучала фраза, на которую никто особо внимания не обратил: «Также в Осинском заводе Красноуфимского // уезда существовал [а] мастерская весьма оригинальная; я также не мог восстановить ни одной фамилии художников этой мастерской». Виктор Иванович прокомментировал эту фразу: «…Очевидно, у Дюлонга здесь ошибка. Имелся в виду Иргинский завод, известный в народе как Осокинский; он был старейшим предприятием заводчиков Осокиных на Среднем Урале». Я за эту фразу зацепился. К тому времени я уже порядка десяти лет обращал внимание на иконы, поступавшие из Красноуфимска, Артей и вообще из тех краев. Они имели ряд общих признаков и очень забавное личное письмо, перекупщики называли их «чебурашками». Мне эти иконы нравились, они были откровенно профессиональные и в то же время очень милые и теплые, и писали их на хорошо подготовленных, ладных толстеньких досочках. Я эти иконы потихонечку начал отличать и подбирать, и уже году к 2005 у меня появилось некое понимание, я увидел, что действительно в тех краях с начала XIX века существовала достаточно мощная мастерская, иконописцы которой были сориентированы на старые невьянские образцы и лучшие их иконы зачастую не уступали невьянским. Понемножку очерчивался ареал. Иконы эти привозили, как правило, из Красноуфимска, но при выяснении зачастую проскакивало, что изначально бытовали эти иконы вокруг Красноуфимска, в Нижнеиргинске, Саране и окрестных заводских поселках. Мало того, появилось понимание, что это направление связано с иконописцами Колчиными, родом из Сарапула, в XVIII веке жившими в Невьянске, а в начале XIX века поселившимися в Нижнеиргинске. И вот, когда у меня стало все складываться и я понял, что нашел еще одно новое мощное направление в уральском горнозаводском иконописании, я решил сделать книгу, но мне немножко не хватало информации. И вообще, у добросовестных исследователей есть железное правило — ты не имеешь права писать о том, что не видел своими глазами, и мы с Максимом Боровиком поехали в серьезную экспедицию на несколько недель. Заехали через Сылву в Шали, объездили весь район, пообщались со старообрядцами, побывали в Шамарах, поездили по Кунгуру и окрестностям, побывали в Суксуне, заехали на Юговской завод, посмотрели все в Перми и окрестностях, заглянули в Удмуртию, посмотрели Воткинск и Ижевск, доехали до Сарапула, вернулись в Красноуфимск и, наконец, заехали в Нижнеиргинск. Все пути вели в Нижнеиргинск. На протяжении всей экспедиции мы смотрели иконы в домах, церквях, в молельнях, в антикварных магазинах, в музейных собраниях, и нам надо было понять, где бытуют и откуда происходят эти замечательные иконы. Ну, в общем, приехали мы в Нижнеиргинск, и у нас не получилось там ничего увидеть. Просто не удалось ни с кем поговорить и не получилось никуда попасть. Но в этот момент мне уже было все понятно, и вопрос оставался только по названию. Поскольку эти иконы встречались в основном в Красноуфимском районе, я не стал углубляться и назвал книгу «Красноуфимская икона» и издал ее в 2008 году. На презентацию приехали лучшие специалисты со всей России.
