Судьба-злодейка - страница 49

Роман протяжно вздохнул и посмотрел виновато:

– Марин, давай я скажу честно. Мне очень не хочется, чтобы ты уходила. Но я не могу придумать тему, которая тебя заинтересует. Вот и прячусь за книжку. Ты сама поняла.

Она кивнула:

– Поняла. Ну ладно. Давай теперь я расскажу о своей жизни. Моя очередь.

Роман обрадовался: наконец-то оттаяла, разговорилась! Особых сюрпризов не предвидится, но ему действительно было интересно. Он приготовился слушать.

Марина, раздумывая, всё так же крутила в пальцах виноградину:

– Даже не знаю, с чего начать… Давай начну с того самого дня. Злополучного, памятного…

Он опустил глаза и прикусил губу. Из песни слов не выкинешь, так что терпи, Ромка…

– Я предупреждала, что мне после твоего лечения надо было долго отсыпаться, сил набираться. Но не удалось. Я тогда всё происходящее воспринимала как в полусне. Сил не было никаких. Эмоций – тоже. Я понимала, что произошло нечто ужасное, но не могла сообразить, что же теперь делать. Мне хотелось одного: отоспаться, чтобы опять начать соображать связно. В общем, натворив дел, ты уехал, оставив меня в состоянии спутанного сознания, да еще и с гинекологическим кровотечением. Я не могла понять, что надо делать, и опять уснула. Думаю, что запросто могла умереть от потери крови, если бы не зашла ко мне соседка. Климентовна. Она думала, что ты еще не уехал, и принесла парного молочка, козьего. Здоровье твое поддержать. Она – добрая душа. Пришла – а я сплю. Она же не знала, что у меня есть такая особенность: спать так, будто я в коме. Принялась меня будить, чтобы расспросить, как дела, выздоровел ли мой постоялец, куда подевался. А я не просыпалась. Она стала тормошить меня, даже одеяло откинула. А подо мной пятно красное расплылось. Она испугалась, побежала у другой соседке. Вообще-то надо было вызвать «скорую», отправить меня в больницу. Но какая там «скорая» в нашей тьмутаракани… А у дяди Гриши, как на грех, машина не на ходу. В общем, выхаживали меня эти две соседки, две бабушки. Они обе – травницы, можно сказать – знахарки, старой школы. Им удалось.

Роман похолодел. Получается, когда он ехал к городу, Марина умирала от потери крови?!

– Потом, когда я уже более-менее пришла в чувство, дядя Гриша собрался подавать на тебя заявление в милицию. Очень злой был. Сказал, что в жизни не встречал такой черной неблагодарности.

– Марина, честно, я и подумать не мог! У тебя это был первый раз, всегда же бывает какая-то кровь…

– «Какая-то»… По-разному бывает. У меня это обернулось серьезным кровотечением. Не знаю, может, потому что организм был ослаблен вконец и не мог бороться… Спасибо добрым старушкам, я выжила. Но дядя Гриша лютовал на тебя сильно. Он правда хотел в писать заявление. Только не мог сообразить, куда лучше: то ли поехать на центральную усадьбу к нашему участковому, то ли прямо сразу – в город. Еле-еле я уговорила его не делать этого.

– Почему?

Марина посмотрела на него изумленно:

– Ром, ты что? Я за всю свою жизнь не сделала никому ничего плохого. Мне – делали, и много. Но я – нет. Я тогда уже нормально соображала, окончательно пришла в себя. И поняла, что и сама не смогу пройти все круги ада с разбирательствами, и тебе такого не желаю. Ведь это же позорная статья! Прежде всего – для тебя. Да и для меня тоже… В общем, уговорила дядю Гришу просто забыть этот эпизод, как будто и не было ничего.

Роман сидел молча. Он был в ступоре. Может, и хотел бы что-то сказать, да не получалось. Ведь это же что выходит? Он мог загреметь в тюрьму, да еще и по тяжелой статье? Как сказала Марина – «позорной». И всё. Это был бы конец жизни. Какие там мечты о карьере? Да и какая карьера после отсидки? В тюрьме он бы просто не выжил. Она сообразила это быстро. И спасла его от этого. Просто взяла и спасла. Второй раз подряд. Не дала умереть. Сначала – в зимнем поле, потом – в тюрьме. То есть он обязан ей жизнью, причем дважды. И что ему теперь делать? Падать ей в ноги? Но она, кажется, на это не рассчитывает.

Так он и продолжал сидеть, как китайский болванчик.

Марина, отложив наконец-то изрядно помятую виноградину, вытерла руки салфеткой и продолжила рассказ:

– А еще через пару недель у меня появились первые подозрения. У меня нарушился цикл. Сначала я подумала, что из-за внутренней травмы. Но потом отпали последние сомнения. Оказалось, что твой «бандитский налёт» не остался без последствий.

Прокашлявшись, он наконец-то подал голос:

– То есть ты… залетела?

Она поморщилась:

– А ты не мог подобрать более изящного слова? «Залетела»… У вас, прохвостов, мысли работают только в таком направлении.

Он и «прохвоста» проглотил. Что на это возразишь?

Она вздохнула:

– Да. Оказалось, что я беременна. Вот ты просто попробуй поставить себя на мое место: ни одной родной души во всём мире, нет образования, нет постоянной работы, даже жилья нормального нет. А тут ещё и это…

В каком-то внезапном порыве он потянулся через стол, схватил её руки:

– Марина, господи, да неужели всё так и было?… Поверить не могу… Мне от отвращения к себе просто хочется умереть! Прямо сейчас. Но как? Из окна выброситься? Но здесь всего-то третий этаж, к тому же под окном – буйная зелень. Не убьюсь, а только покалечусь. Да это бы ладно! Только вряд ли моя инвалидность сможет искупить твои страдания.

Она снова поморщилась, отняла руки:

– Рома, пожалуйста, не надо говорить цветистыми фразами. Я тебе о жизни своей рассказываю, как ты и просил. А ты мне – «отвращение к себе», «искупить страдания»… Я больше не хочу ничего говорить.

Он молитвенно сложил руки: