Мое имя Офелия - страница 39
Как безрассудно и глупо было со стороны Гамлета бросать подобные угрозы, если он знал, что Клавдий подслушивает! Я видела, что для принца месть по-прежнему на первом месте, она затмила все мысли о любви. Стоя на коленях, я горячо воскликнула «Нет!». Мой крик эхом отразился от четырех стен, потом растворился в тишине. Гамлет медленно покачал головой из стороны в сторону, и сильное страдание исказило черты его лица. Я видела, как слезы показались в его глазах, а потом потекли по щеке, но он не пытался их смахнуть. Он шагнул назад, одновременно протягивая ко мне руку. Казалось, он колеблется, то ли прижать меня к себе, то ли оттолкнуть.
– В монастырь – уходи, и поскорее. Прощай! – Он произнес это тихим, умоляющим голосом. Потом резко повернулся и бросился бежать прочь, оставив меня одну.
Меня охватила истерика, и я закричала, задыхаясь от рыданий:
– Его благородный разум померк. Зачем, о, зачем, я подарила ему свою любовь? Я погибла! – Мои жалобы стихли и сменились горькими слезами, и меня била такая сильная дрожь, что, казалось, мои члены готовы оторваться от тела.
Появился Клавдий вместе с моим отцом, который спорил с ним:
– Я все же полагаю, что его горе породила безответная любовь.
– Молчи, Полоний! – зарычал Клавдий. – Любовь? Его мысли направлены не в эту сторону. – Лицо Клавдия налилось кровью. – Нет, это опасная меланхолия, и за ней надо внимательно проследить, – сказал он, устремляя на меня сердитый взгляд.
Глава 21
Рыдая, я прижалась к отцу и позволила ему увести меня в мою комнату, где я упала на кровать. Мои слезы не вызвали у него сочувствия. Отец не сказал мне ни одного слова в утешение, напротив, во всем обвинил меня.
– Именно твое поведение, когда ты возвращала Гамлету подарки, вывело из себя Гамлета. Если бы ты говорила с ним поласковее, ты разожгла бы в нем страсть, а не гнев, – упрекал меня отец.
Я не позволила себе рассердиться в ответ на его критику, но и не захотела притворяться покорной.
– Мне очень жаль, милорд, – ответила я мрачным тоном. Я и правда была полна жалости к себе.
– Возможно, его меланхолия вызвана какой-то другой причиной, а не любовью, – сказал он, хмурясь. – Не ошибаюсь ли я в своих суждениях? Ты меня обманула, девочка?
Во мне вспыхнула уязвленная гордость, и заставила защищаться.
– Гамлет меня любил, правда; он говорил и действовал, как влюбленный. Я не лгала.
Качая головой, полный сомнения и сбитый с толку, отец оставил меня одну. После этого воспоминания о словах Гамлета долго терзали меня, я сотрясалась в рыданиях, пока, измученная, не провалилась в тревожный сон.
Позже, в тот день я проснулась и увидела отца, который сидел на моей кровати.
– Проснись, Офелия, и выслушай меня. – Он тряс меня, но не грубо, и теребил свою бороду, явно расстроенный. – Я все это время размышлял, дочь. С моей стороны было неразумно посылать тебя к Гамлету. Мои планы помочь тебе, а заодно и мне, занять более высокое положение при дворе, провалились.
Я села, пораженная его словами, это была почти просьба о прощении.
– Теперь у короля возникли подозрения, и он стал опасным, как затравленный медведь. И без того плохо, что Гамлет впадает в ярость, как безумный. – Отец нахмурился, и его лицо помрачнело. – Никуда не выходи, Офелия. Я не разрешаю тебе появляться в обществе, – приказал он. Прижавшись сухими губами к моей макушке, он опять ушел.
На этот раз я была склонна его послушаться. Но меня сделало покорной скорее отчаяние, чем дочерний долг. Я сидела у себя в комнате две ночи и два дня, мне было наплевать на то, что я пропускаю развлечения в парадном зале. Элнора принесла мне тонизирующий напиток из дикого тимьяна и уксуса, чтобы я очнулась от своей летаргии. Я покорно выпила, но питье камнем легло в мой желудок. И есть я тоже ничего не могла, мне становилось плохо. Элнора щупала мой пульс, разглаживала морщинки на лбу и вкрадчивым тоном старалась выведать, что меня печалит.
– Что ты такого натворила, что твой отец велел мне хорошо охранять тебя?
– Ничего. Правда, я ни в чем не виновата, – ответила я, но больше ничего не могла сказать, боясь расплакаться.
– Возможно, ты и безгрешна, но репутация – вещь хрупкая, ее легко потерять, но часто невозможно вернуть, – сказала она, всматриваясь в мое лицо в поисках доказательств.
Как ее слова задели мою полную страха душу! Неужели это правда, и я погибла?
– Клянусь Богом, я честна. Он лгал мне, когда поклялся, что любит меня!
– Ах, разбитое сердце. Это пройдет, – пробормотала Элнора. От ее жалости мои слезы снова полились, но мои сокровенные тайны остались со мной.
На второй день меня вызвала Гертруда. Я пошла к ней, несмотря на то, что была бледной и слабой.
– Король говорит, что мой сын не влюблен в тебя, – откровенно заговорила Гертруда. – Мне жаль, но не принимай это слишком близко к сердцу. Он еще молод, и просто играет во влюбленного. – Слова королевы не утешили меня, потому что она говорила, как мать, оправдывающая грубость своего маленького сына. Но откуда королева могла знать, что Гамлет вел себя так жестоко? Она не видела того, что произошло между нами.
– Теперь иди и отдохни, так как ты выглядишь совсем больной, – приказала она, с жалостью глядя на меня.
Но мои тревожные мысли не давали мне покоя. Я часами заново переживала свой разговор с Гамлетом, и эти воспоминания возрождали печаль. Почему он презирал меня и смеялся над моей добродетелью? Отговаривал от замужества? Отрицал, что любит меня?
«Мы мошенники. Никому из нас не верь».