Скажи, что будешь помнить - страница 30

– Ну вот ты и сказала.

– Тот репортер нарочно тебя изводил, а ты помог мне. Значит, заслужил лучшего.

Заслужил лучшего. Люди редко получают то, чего заслуживают. По крайней мере, люди вроде меня

– Дай-ка угадаю. Ты тоже собираешься спасать мир, как и твой отец.

Желчи в моей реплике больше, чем хотелось бы. Элль вздрагивает, словно от боли, и я проклинаю себя. Придурок. Вот же придурок. Эту часть меня было бы лучше оставить в лесу, но нет, пришлось притащить ее с собой. Открываю рот, чтобы извиниться, но ее пальчики отбивают дробь на столешнице, и я проглатываю извинение. Не могу сказать, что хорошо знаю жизнь, но женщин не в духе видел не раз. Сейчас в душе ее бушует пожар, и если Элль схожа в чем-то с Холидей, то… пожалуй, стоит поискать ближайший выход.

– Думаешь, я не способна спасать мир?

Снова открываю рот, но она снова не дает произнести и слова – обрезает гневным взглядом. Подавать сейчас голос опасно, но и не подавать – судя по тому, как она вызывающе наклоняет голову, – тоже опасно. Вот же вляпался.

– Я в состоянии спасти мир.

Поднимаю руки – сдаюсь.

– Да я верю… верю.

– Конечно, веришь. Все так говорят. Но меня лишь попросили попозировать.

Мир останавливается. Щеки у Элль горят от вскипевшей и схлынувшей злости, но в голубых глазах еще плещется обида. Хочется успокоить, но я не знаю, как нужно действовать. Раньше у меня и мыслей таких не было. Я знаю только одно: как сделать хорошо себе.

Обвожу взглядом комнату, будто надеюсь, что вот сейчас прямо из ниоткуда появится джинн, но, как всегда, мой безмолвный призыв остается без ответа, если не считать ожившего и мягко загудевшего холодильника. Ничего. Хотя… Я ведь получил ответ – правду.

– Послушай… – Кто бы мог подумать, что сказать правду так трудно. От правды сковывает грудь. – На пресс-конференции была моя семья, и я думал только об одном: не хочу, чтобы сестра смотрела на меня, как на…

– …преступника.

Как на того, кого полагается судить и ненавидеть.

– Я не хотел, чтобы кто-то знал, в чем меня обвиняли, и не стал отвечать, когда вылез тот репортер. Людей не интересовало, кем я хочу быть и что за программу предлагает твой отец. Им важно, что я сделал что-то плохое, но не отсидел положенный срок, а губернатор по глупости еще дает мне второй шанс.

Да, так устроено. Ты преступаешь черту, и люди тут же спешат указать на тебя пальцем. Никто не думает о прощении, только о мщении. Повесить преступника в центре города и устроить рядом семейный пикник. Так когда-то поступали на Диком, Диком Западе. Так ведем себя и мы, но только на более продвинутом технологическом уровне.

– Потом заговорила ты, и люди увидели меня в ином свете. Если у тебя хватило смелости выступить, то и я бы смог.

Если Элль увидела меня в ином свете, то, может быть, и Холидей решит, что я не совсем еще пропащий.

Волна сожаления напитывает каждую клеточку тела, и я стараюсь увернуться от нее. Чтобы пережить прошлый год, мне пришлось эмоционально окоченеть. И даже теперь, если я хочу достичь цели, нужно по возможности воздерживаться от чувств. Чувства, эмоции, потребность в ощущениях – все это может втянуть в неприятности.

– Ты говоришь, что я не обязан делать все, о чем меня просят, но твой отец спас мне жизнь, – объясняю я. – Слушать, принимать во внимание, делать то, что скажет он, лучше, чем принимать решения самому.

– Поэтому мы и выбрали Хендрикса для участия в программе, и поэтому он будет представлять программу в следующем году. – В комнату входит Шон Джонсон. – Парень толковый и схватывает все на лету.

Шон одет в рубашку поло, бежевые брюки и выглядит так, как, в моем представлении, и полагается выглядеть богатому политику. Аккуратная прическа, отбеленная улыбка и ровные зубы. Я уже встречался с ним несколько раз до отправки в центр содержания несовершеннолетних нарушителей, но был тогда в таком состоянии, что воспринимал его скорее как кошмар, чем как реального человека.

– Слушай Хендрикса, Элль. Можешь кое-чему у него поучиться. – Шон подходит к столу и смотрит на девушку. – Совет, который дают тебе родители, не наказание, а помощь. Не хочешь принимать его от меня, прими от него. Тебе уже пора начать слушать.

Эллисон

Не просто слушать. Шон хочет, чтобы я подчинялась. Они все этого хотят. Я уже начинаю сомневаться в собственном здравомыслии, потому что каждый встречный говорит, чтобы я слушала и делала то, что скажут. Может быть, они и правы, и если так, то какой же следует вывод относительно той моей половины, которая протестующее кричит, когда я соглашаюсь?

Шаги в передней… голоса… Встреча закончилась, Шон здесь, а значит, пришло время узнать свою судьбу. Звонкий мамин смех, и вот уже они с папой входят в кухню. Что-то привело маму в чудесное расположение духа, и я не знаю, к добру это или нет. Или я так ее расстроила, что она тронулась рассудком?

Не тратя время на любезности, мои родители присоединяются к нам. В свободных потертых джинсах и со свисающей с ремня цепью от бумажника, Дрикс выделяется на общем фоне. Наверное, поэтому он отступает на шаг, как будто хочет слиться со стеной.

– Спасибо, что пришел, – говорит папа с приветливой улыбкой. Дрикс молча кивает. Я его понимаю, потому что и сама, определяя линию защиты, предпочитаю молчание. – Извини, что заставили ждать, но нам нужно было закончить кое-какие дела, прежде чем разговаривать с тобой и Элль.

Шон разворачивает газету и показывает нам первую страницу. Я собираюсь ущипнуть себя, но это и впрямь не сон, а заголовок не кошмар. По крайней мере, я так думаю. И в нем одно только слово: ГЕРОЙ.