Скажи, что будешь помнить - страница 80
Элль проводит пальцами по моей руке, будто может помочь залечить зияющие, кровоточащие раны на моей душе.
– Семь месяцев?
– Да, я родился недоношенным. На двадцать девятой неделе. Два месяца пролежал в отделении интенсивной терапии для новорожденных и недоношенных. – Набираюсь сил, чтобы сказать Элль правду: – У меня обнаружили врожденную предрасположенность к зависимостям.
Элль тихонько вздыхает и садится. Я сдвигаюсь, чтобы не мешать ей подняться, но она поворачивается и смотрит мне в глаза. Такое сочувствие, такая забота, такая нежность в ее взгляде.
– Мне очень жаль.
– Ты здесь ни при чем.
– Ни при чем, но кто-то же виноват.
Моя мать никогда не считала себя виноватой. И отец тоже. Может быть, поэтому слова Элль цепляют так глубоко. Бьюсь затылком в стену, но она протягивает руку, и ее ладонь становится барьером. Элль наклоняется и целует меня в щеку. Раз, другой, третий, с каждым разом приближаясь к моим губам.
– Так ты с самого начала был бойцом.
Боец с самого начала?
– Можно и так сказать.
– Только так и можно.
– Я не хочу быть таким, как мой отец, и не хочу быть таким, как моя мать. Я самый удачливый сукин сын на планете, потому что не сделал ребенка до своего ареста. Обещаю, что буду боготворить и любить тебя так, как ты позволишь и попросишь, но мне дали второй шанс, и я не упущу его.
Элль становится передо мной на колени и сжимает мое лицо ладонями.
– Я говорила тебе, у нас все под контролем. Все будет замечательно. Я это чувствую. А ты?
Моя ноша. Она тяжела и гнет меня к земле. Сомнения, страхи, тревоги – все слепилось и давит, давит. Там все, что я считал необходимым. И теперь оно ломает мне спину, кости и душу.
Ноша. Багаж прошлого.
Меня не было год, и теперь это все мне больше ни к чему. Я изменился, стал другим. У меня другие мысли и другой путь.
Багаж прошлого. Пришло время оставить его у дороги. Мне он не нужен. Семь месяцев в центре временного содержания для несовершеннолетних. Три месяца в лесу. Год терапии. Год размышлений о том, кто я. Год освобождения.
Да, все будет замечательно, потому что так и бывает, когда обретаешь крылья и летишь.
Эллисон
Дрикс запускает пальцы в мои волосы, и ощущения самые восхитительные.
– Хочу поцеловать тебя, Элль.
– И я хочу, чтобы ты поцеловал меня. – Так сильно хочу.
– Хочу ласкать тебя.
Придвигаюсь ближе, и Дрикс обнимает меня, а уже в следующее мгновение я оказываюсь не перед ним, а рядом. Моя голова на его подушке, он лежит на боку и смотрит на меня так, словно я самая красивая девушка на свете. Без косметики, без контактных линз, в очках, со шрамом над глазом, со всеми моими изъянами.
– Ты говоришь «стоп», и мы останавливаемся, – говорит он, и я киваю. – Кнопки у тебя.
Я снимаю очки и передаю Дриксу. Он берет их, осторожно складывает и отправляет на комод. Мир на втором плане теряет четкость и расплывается. Рождественские огоньки видятся не отдельными светящимися точками, а сплошной мигающей линией. Но лицо Дрикса четкости не утратило, и я провожу пальцем по скуле.
В этом мгновении, перед поцелуем, есть что-то магическое. Волнение и соблазн предвкушения. Его темные глаза словно втягивают меня, впитывают точно так же, как я каждым вдохом впитываю его пряный запах. Подушечки моих пальцев настолько чувствительны, что я различаю каждую отдельную щетинку на его подбородке. Рука Дрикса медленно скользит по моей талии, и каждое прикосновение посылает электрический заряд каждой отдельной клеточке.
Сердце замедляет бег, то и дело пропуская несколько тактов, замирая и откликаясь на каждое движение, каждую ласку. Рука Дрикса продолжает путешествие вверх – по руке, плечу, щеке…
Он наклоняется. Вдох, выдох – и вот губы на губах… сладкий вкус… волнующее стремление… На фоне четкого, выровненного со временем ритма слышится чудесная песня с пленительной мелодией. Пальцы в волосах… поглаживания… движения тел… сближение губ…
Порыв дыхания, жар кожи, и Дрикс накрывает меня собой. Его рубашка летит на пол, моя футболка ползет вверх. Что-то из одежды еще осталось, и его руки ищут новые пути. Какой-то фантастический жар просачивается в кровь, и притяжение нарастает, тянет Дрикса ко мне.
Неспешный поначалу ритм ускоряется с каждым поцелуем, с каждым прикосновением. В голове туман, и мысли счастливы потеряться в нем, а тело – миллион оголенных проводов. Слишком много и совершенно недостаточно. Дыхание чаще, все ненасытней поцелуи. Давление распирает, разрывает, и вдруг высвобождение. Я словно бы взлетаю и парю, как перышко, подхваченное ветром, вцепляюсь в Дрикса, как и он в меня, и я, и он, мы оба боимся, что поодиночке упадем.
Дрикс поворачивается и целует меня, а я прижимаюсь к нему. Меня клонит в сон, а он такой теплый, и только ветер, дующий на нас, прохладен. Но мне пора идти. Как и полагается хорошей девочке, бежать домой. Однако вместо этого я опускаю голову ему на грудь и слушаю – ровное и сильное – биение его сердца.
– Останься, Элль, – шепчет Дрикс. – Останься со мной.
Я киваю и ударяюсь лбом в его грудь. Мысли плавно перетекают одна к другой, словно во сне. Только это не сон.
– Я люблю тебя, Дрикс.
Хендрикс
Из сна – самого глубокого за всю мою жизнь – меня выдергивает голос. Музыка играет снова и снова, а я лежу как убитый и слушаю. Песня звучит уже в третий раз. Мой телефон. Мне кто-то звонит. Я резко привстаю, и Элль поднимает голову и смотрит на меня, растерянно моргая.
– Что случилось?
– Сотовый. – Я протягиваю руку и, не взглянув на экран, нажимаю «прием». Этот номер знают человек десять, и каждый из них вправе ждать, что я отвечу.