Топот балерин - страница 16
Но, увы, развёл руками сексолог, сами понимаете… Дикость, косность, отсталость, предрассудки. Абсолютная, повальная, возмутительная половая безграмотность общества…
* * *
Как-то Павел Геннадьевич от нечего делать, смеха ради, решил прошвырнуться по сайтам знакомств.
Спросите мужчин, как они оказываются на таких сайтах — и они все пожмут плечами и пробормочут, что зашли «от нечего делать», «для смеха» и чтобы «завтра чисто поржать с мужиками».
И — сразу увидел Её. Русалку по имени Алёна. У неё было редкое, контрастное сочетание светлых, будто вымоченных волос — и тёмных, с мокрым блеском, глаз.
Не мигают, слезятся от ветра. Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу. Последнее: «никогда не увижу» — очень устраивало женатого Павла Геннадьевича.
Конечно, Алёну атаковали претенденты — а она застыла на своих высоких стройных ножках в неприступном стеклянном воздушном дворце. Дворец охранял огромный, тупорылый, крылатый серебристый дракон-«боинг».
Фото Алёны не исчезало — значит, всех женихов пожирал дракон.
Никто и ничто не трогало сердце капризной красавицы. Павел Геннадьевич раздумывал, как его растопить.
Рассеянно забрёл в комнату дочки, увидел на столе забытый дневник. Давно не проверял. Открыл. А это тетрадка со стихами:
Очи еле смотрят,
Уши еле слышат,
Губы еле шепчут
Страшные слова.
Руки еле тёплы,
Щёки еле алы
И в подушках низких
Тонет голова.
Локон еле вьётся,
В окна ветер бьётся,
И лампадка еле
Теплится в углу.
Еле льются слёзы,
Слышатся угрозы…
Так вот же оно, самое то! Графоманство, конечно: розы, слёзы-мимозы-угрозы. Но — ключик к жалостливому женскому сердцу!
Самому назваться как-нибудь эдак… Цветисто, забористо… Рафаэлем, допустим. Женщины это любят.
Именно в тот момент Далька, придя из школы, увидела страшную картину. Разбросанные бумаги, лихорадочно выдвинутые ящики стола — и папашу, нагло роющегося в её компе, как свинтус в корыте!!
Немая сцена. Потом крики, сопли, слёзы, мимозы, угрозы… Заперлась в ванной, оттуда кричала, что покончит с собой.
Смерть стоит-скучает,
Терпеливо ждёт.
Вот уже подходит,
Впадинами смотрит,
Что-то шепчет… Ветер
Ставенки трясёт…
В общем, ужас, ужас. В ванной бритвы, ножницы. Вполне реальная смерть цинично глянула своими впадинами. Павел Геннадьевич тряс, как ставенки, дверь в ванную.
Вот тогда на свет выплыл спасительный коллега с разбитым сердцем и безответной любовью.
* * *
Жена начала подозревать и тихо накаливаться, сатанеть. Будто что-то унюхала, трясла телефон и контакты в сетях.
Павел Геннадьевич перенёс общение в чате на рабочее место, в кабинет. Кабинет был крошечный, но имел собственный туалет и биде. Микроволновка, электрочайник. Располагался в тридцатиэтажном небоскрёбе-улье, забитом тысячами таких офисов.
Телефон нежно мурлыкал «К Элизе». Павел Геннадьевич брал трубку и мягким, мачистым баритоном говорил:
— Добрый день. Вы позвонили в центральную компанию логистического аутсорсинга, маркетинга и мерчендайзинга по продажам, перепродажам и переперепродажам дырки от бублика (примерно так). Меня зовут Павел Геннадьевич. Чем могу помочь?
И — учтиво, с достоинством выслушав:
— Минутку. Я переведу вас на отдел, занимающийся вашей проблемой.
Жал на кнопочку, удостоверялся, что отдел ответил. И клал трубку.
И снова мурлычет «К Элизе»:
— Здравствуйте. Меня зовут…
И так целый день, некогда передохнуть. Работа называется солидно и ответственно — координатор. Раньше для этого существовал телефонный справочник.
С Алёной общался в обеденный перерыв, с половины первого до четверти второго. Десять минут на кофе и пиццу.
* * *
— Та-ак. Лыткина у нас на уроке снова занимается посторонними делами. Лы-ыткина! Проснись, наконец. Вернись в реальность, голубушка моя.
Класс засмеялся. Учитель физики Степашка (Степанов) подошёл. Пять секунд поборолся, чтобы отобрать у Дальки листок, спрятанный в учебнике.
То есть она фиг бы ему отдала, но всё ещё как бы не вернулась в класс, пребывая в поэтических кущах. Приходила в себя, хлопала глазами. Недоумённо оглядывалась на веселившихся одноклассников. Этих придурков хлебом не корми — дай хоть минутную возможность над кем-нибудь поржать.
В безлунную ночь,
На озере лунном
Русалка играла
На сказочных струнах.
И лунные блики,
Сливаясь, дрожали,
И лилии, сладко сомкнувшись,
Дремали.
И грустно мне стало,
И больно мне стало, —
Бесцветным, однотонным и оттого особенно отвратительным голосом зачитал вслух Степашка.
— Вот видишь, Лыткина. Уделяй ты точным науками больше внимания — и с логикой у тебя сложились бы куда лучшие отношения. Ты всё-таки определись: безлунная ночь, или:
«И всё вокруг в лунном сиянии спало,
И только луна одиноко стояла»?
Класс так и покатился. Эти жалкие дебилоиды рады были любому скудному, убогому развлечению.
— Верните мне листок, — с ненавистью процедила Далька.
— Только в кабинете завуча, — предложил дилемму подлый Степашка. Свернул листок вчетверо и положил в карман. Хлопнул в ладоши:
— Так, оставили хиханьки да хаханьки. Продолжаем урок. Лыткина, к доске.
Пока Лыткина что-то гундосила у доски и наскребала на заслуженную двойку, Степашка незаметно переложил Далькин листок в портфель. Если немного над ним поработать, внести правки — вполне сгодится использовать в послании к Прекрасной Даме.
