Разрушенные (ЛП) - страница 137

Глаза Фокса заблестели.

— Ты была такой же. Я узнал то, что мне нужно в тебе, в ту секунду, когда увидел. Я не знал, что это было, но украсть твой нож и заставить пойти со мной было, черт побери, лучшим, что я сделал в своей жизни.

Я мягко рассмеялась, задрожав, когда он схватил мой подбородок.

— Ты никогда не потеряешь ее, Зел. Мы никогда не перестанем говорить о ней, или сохранять ее живой в наших мыслях.

Отстранившись, он засунул руку в карман и вытащил сложенный листок бумаги. Протянув его мне, он сказал:

— Видишь, как много я оставил в прошлом, чтобы начать новое. Это принадлежит тебе.

Я взяла, нахмурившись. Открыла, написанное от руки, соглашение между Обсидианом Фоксом и Хейзел Хантер. Мой сердце ухнуло в желудок, и я посмотрела на него.

Роан пробормотал:

— Разорви его. Этого мужчины больше не существует.

Он просил меня порвать его прошлое. Уйти от всего плохого, что случалось, и принять будущее вместе.

Трясущимися руками я подчинилась. Звук рвущейся бумаги эхом отразился от стен гаража.

Роан подошел взять меня за руку, но я отстранилась.

— Подожди.

Я прикусила губу, когда потянулась в карман платья и вытащила вещь, которую ужасно боялась. Вещь, что я украла у Фокса в день, когда ударила его по голове небольшой статуэткой волка с его серванта. Голубая таблетка, завернутая в бумагу.

Я не знала, что это было, но знала, что это яд. Я также понимала, что у Фокса были моменты слабости, когда он мог сделать что-то необратимое.

Я украла это, чтобы предотвратить то, что он сделает что-то безрассудно глупое.

— Вот. Это принадлежит тебе.

Схватив ее, он развернул таблетку для самоубийства. Его лицо помрачнело, глаза сощурились.

— Откуда, черт побери, у тебя это? — злость исказили черты его лица. — Ты знаешь, как это опасно? Какого хрена ты думала... — затем паника заменила его страх, его пальцы впились в мой локоть. — Ты не собиралась... пожалуйста, скажи мне, что ты не думала принять ее. Ради всего святого, Зел. Что ты собиралась делать?

Я дернулась назад, мой горячий нрав проснулся от его ошибочного заключения.

— Ты думаешь, что я слаба достаточно, чтобы убить себя? Как ты мог подумать такое? Я потеряла свою дочь, но не потеряла свой разум!

— Тогда почему ты хранила это? — Роан сжал кулаки.

— Потому что я не хотела твоей смерти. Я ненавидела мысль, что ты не можешь вынести жизни и скоро совершишь самое большое предательство — убив себя. Я украла это у тебя, когда не хотела твоей смерти!

Он сделал шаг вперед, оттеснив меня.

— Это все еще не объясняет, что это делало в твоем гребаном кармане.

Я выплюнула прямо ему в лицо:

— С тех пор как я забрала ее, я была напугана. Я не знала, что делать. — Облегчение, что пришло с тем, что я больше не несу ответственность за такую опасную вещь, утихомирило мою злость. — Я держала ее приклеенной под кроватью, чтобы никто не мог найти ее по ошибке. Она преследовала меня, и я больше не хотела нести ответственность за нее. Я хотела, чтобы ты уничтожил ее.

Не сказав ни слова, Роан схватил меня за руку и потащил к двери, ведущей в дом. Он звякнул связкой ключей, пытаясь найти нужный, не отпуская мою руку. В мгновение, когда он открыл дверь, он потащил меня по коридору в ванную, что выглядела, как затемненный зал кинотеатра.

Ванная была безупречно чистой. Бирюзовые мягкие полотенца со сверкающими серебряными держателями были так не похожи на черную обстановку «Обсидиана».

— Не могу поверить, что ты ходила с ней в своем кармане. — Подняв крышку унитаза, он бросил бумажку и таблетку вниз. Смыв ее, он гневно отрезал: — Все. Ушло. Сейчас Фокс на самом деле мертв, и настало твое гребаное время познакомиться с Роаном.

Я завизжала, когда он подхватил меня и понес по широкой белой лестнице на второй этаж. Я почти ничего не видела, так как он быстро шел, но все, что замечала, было белым. Ни одного сантиметра черного.

Ударив дверь ногой, он зашел внутрь и дал мне всего одну секунду, чтобы оглядеться вокруг.

Белая огромная кровать, покрытая белыми шелковыми подушками, которые выглядели как чистые облака. Огромное пространство окна приветствовало песчаные дюны и море внутри. Пол был белым, прикроватные тумбочки и небольшая зона отдыха — белыми.

Все на что я смотрела было белым, белым, белым.

И затем все, что видела, было черным, когда Роан бросил меня на кровать и мягко прижался ко мне сверху. Я застонала, когда тепло его тела душило меня, и на один радостный момент я отпустила свое горе и думала только о нем. Этот мужчина перевернул мой мир вверх дном, задом наперед, наизнанку.

Его руки опустились на маленькие перламутровые пуговки на моем платье и начали возиться с изящными петельками. Его дыхание участилось, и он зарычал в раздражении. Его прикосновения вывели меня из тумана горя, заставив вцепиться в жизнь.

Я схватила его сзади за шею, прошептав ему в ухо:

— Порви его. Я больше не собираюсь его надевать.

— Спасибо, Господи, — застонал он. Его руки схватились за материал и порвали его. Платье было разорвано напополам и лежало как смерть на белоснежном покрывале. Его глаза покосились на мое черное нижнее белье. — Ты чертовски великолепна.

Он наклонился, кусая холмики моей груди своими нежными зубами.

— Я буду любить тебя каждый день. Мне никогда не будет достаточно. — Он обхватил мои груди, поглаживая мои затвердевшие соски своими большими пальцами. — Мне никогда не будет достаточно этого. — Его правая рука опустилась по моему животу и обхватила местечко между моими ногами.