Перекати-поле - страница 70
Дорогой Трей!
Я пишу тебе в своей комнате в Баддиг-холле, студенческом общежитии, которое является самым высоким зданием в кампусе Лойола. Я живу в номере с двумя спальнями, который, по идее, должен делить еще с тремя ребятами, но в данный момент нас здесь только двое — я и еще один парень, такой же кандидат, как и я, — и у нас на каждого есть по своей комнате. Место мне очень нравится. Кормят классно. Покупаешь определенный пансион с высококачественной и питательной едой, и не нужно ходить за продуктами, готовить и мыть посуду. Тут до всего можно добраться пешком — до студенческого центра, столовой, библиотеки, так что я решил продать свой пикап, чтобы прожить на эти деньги, пока появится стипендия. Жалко было расставаться со своим Красным Старичком из-за связанных с ним воспоминаний, и я опасаюсь, что он может попасть в руки к какому-нибудь каджуну , занимающемуся рыбным промыслом, который будет обращаться с ним не так почтительно, как это делал я, но мне очень нужны деньги.
Я поступил в колледж гуманитарных наук и социологии и планирую пойти на двойную специализацию — по философии и испанскому. Иезуитам требуется писать и бегло разговаривать по-испански, вот я и подумал — почему бы и нет? Отказаться от предмета и карьеры, которой, как мне думалось, я буду заниматься, было тоже нелегко, но я не уверен, что смог бы построить эту самую карьеру в мире бизнеса. Чтобы жить так, как этого хочу я, необходимо прожить жизнь святого Игнатия, основателя ордена иезуитов, а в корпоративной Америке это так же невозможно, как вырастить из ягненка льва.
Я подумал, что должен сказать тебе, что, хотя я никогда не понимал, почему ты бросил Кэти, твой поступок никак не повлиял на мое решение ехать в университет Лойола, а не в Майами. С того самого ноябрьского дня, ТД, когда я вернулся в лоно Церкви, я почувствовал, что призван посвятить свою жизнь чему-то большему, чем игра в футбол и зарабатывание денег в мире бизнеса. В глубине души я знал, что, даже если я преуспею и в первом, и во втором, это не принесет мира в мое сердце, которого я так хочу. Здесь, в универе Лойола, проходя кандидатскую программу, я ищу свой путь к этому миру. И пока меня отсюда не вышибли, это место как раз по мне.
Я слежу за успехами «Ураганов» и смотрю все матчи, которые показывают по телевизору. Камера частенько выхватывает тебя на боковой линии, и мне очень приятно видеть своего закадычного друга в оранжево-зелено-белой форме. По выражению твоего лица я вижу, как тебе хочется играть, но могу лишь сказать: «Дождись следующего года, Майами!»
Напиши мне, когда сможешь, и расскажи, чем занимаешься. Я скучаю по тебе, дружище, и надеюсь увидеться с тобой на каникулах на День благодарения.
Благослови тебя Господь,
Джон
Страх ледяным кулаком сжал сердце Трея. Это письмо напомнило ему, что он тоже очень скучает по своему другу. Тоска по компании Джона и его дружбе следовала за ним, словно тень, от которой никуда не денешься. Но этот новый мир в душе, к которому стремился Джон… Позволит ли ему «жизнь святого Игнатия» однажды облегчить душу и признаться шерифу Тайсону в том, что случилось «тем ноябрьским днем», и этим наконец успокоить сердца Харбисонов?
Должен ли он, ТД Холл, пройти через учебу в колледже, через НФЛ, все время пребывая в тревожном ожидании, как в том анекдоте, когда же в стену стукнет второй брошенный ботинок?
Глава 30
Джон уперся плечом в парадную дверь своего дома и толкнул ее. Ключ повернулся в замке, но дверь долго не открывалась, плотно застряв на месте. Дерево скрипнуло, и прямо с порога в лицо ударил затхлый запах давно закрытого помещения. Он оставил дверь распахнутой, чтобы впустить в дом поток холодного ноябрьского воздуха, и крикнул:
— Папа!
Никто не ответил. Джон снял пальто из бобрика и через гостиную, мимо столовой, которой никто не пользовался со смерти его матери, прошел в кухню. Он с удивлением отметил, что там был относительный порядок. Посуда была расставлена на сушке, на столе не валялось старых газет и пакетов от еды, продаваемой навынос, верхняя поверхность плиты вытерта. Полотенце для посуды висело на своем привычном крючке. В мусорной корзине не было пустых бутылок из-под выпивки.
Что-то необычное, висевшее в атмосфере пустого дома и отличавшееся от обстановки во время предыдущих длительных отъездов отца, привело Джона в спальню Берта, куда он ни разу не заходил с того самого утра, когда увидел там на маминой половине кровати странную женщину. Он открыл шкаф и почему-то не удивился, обнаружив его пустым. За исключением нескольких плечиков для одежды, висевших на перекладине, здесь ничего не осталось. Ящики комода тоже были пустыми. Кровать была застелена, но, подняв покрывало, он увидел, что постельного белья нет. Джон поискал глазами записку, но никакого листка не нашел.
В своей комнате на подушке он обнаружил конверт, на котором небрежным почерком было нацарапано:
Я ухожу. Нет смысла больше здесь торчать. Сам реши, что делать с имуществом. Загляни туда, где твоя мать прятала свои заначки.
Б. К.
Берт Колдуэлл. Не отец, не папа. Теперь Джон знал это наверняка.
Выйдя наружу, он вынул несколько кирпичей из фундамента беседки, маминого убежища, где она любила читать, единственной достопримечательности на сером, заросшем бурьяном заднем дворе, и нашел в потаенном месте небольшой металлический ящик. Внутри находился конверт с десятью купюрами по сто долларов и документы на дом: отец взял на себя труд переписать его на имя Джона.
