Перекати-поле - страница 75
Она пожалела о своем предложении в тот же миг, как только отец Ричард появился в дверях. Он приехал последним. Все собравшиеся уже поздоровались и пообщались; Джон, как всегда, был очень мил, стараясь сделать так, чтобы Оделл чувствовал себя одним из них, и при этом выглядел таким высоким и пронзительно красивым, что Мейбл сказала:
— Джон, я официально заявляю, что, когда ты станешь священником, я буду называть тебя Отец Какая Жалость. — Но когда они с Кэти обнялись, внутри у нее похолодело.
— Привет, Кэти, — произнес Джон ностальгическим тоном человека, который встретился со своей давней утраченной любовью, но сердце которого теперь занято. Эмма надеялась, что это ей только показалось, но нет, юноша действительно смотрел на ее внучку иначе по сравнению с тем, как это было четыре месяца назад, до отъезда в университет Лойола. Он искупался в крови священного агнца. Вокруг него витала почти видимая духовная аура, ставшая еще более заметной, когда в своем клерикальном костюме со стоячим воротничком пришел отец Ричард и монополизировал Джона на всю часть вечера, пока гости ели артишоки, макая их в клюквенный соус. Эти двое довольно пожимали друг другу руки и хлопали один другого по плечу, словно конспираторы, совершившие успешный государственный переворот.
Эмма обратила внимание на то, что и Кэти тоже заметила эту перемену в Джоне. Когда же он с большим энтузиазмом объявил, что в январе принимает послушничество, Эмма увидела, как надежда на светлое будущее увяла в глазах ее внучки, словно подснежники в конце весны. С этого момента Кэти почти все время молчала. Время от времени, когда Джон в ходе обмена энергичными репликами с отцом Ричардом бросал на нее извиняющиеся взгляды, как бы прося простить его за все эти разговоры, она понимающе улыбалась ему. Святой отец и Джон вежливо пытались втянуть в беседу и остальных, но Эмма чувствовала, что по сравнению с этими членами привилегированного клуба все они — люди посторонние.
Неся поднос с пирогом в гостиную, она услышала, как Джон спросил Кэти:
— Я еще увижу тебя сегодня попозже?
— Да, конечно. Я займу тебе место на качелях на веранде у крыльца. Руфус тоже будет рад видеть тебя там.
— И там ты хочешь обсудить со мной что-то такое, что сделает меня очень счастливым?
Внучка бросила на Эмму осуждающий взгляд.
— Бабушка, что ты уже успела рассказать Джону?
— Я сказала ему лишь то, что он только что сказал тебе, — призналась Эмма и пристально посмотрела на Кэти, как бы напоминая ей о ее первоначальном намерении. Но, когда она положила перед внучкой кусок пирога, у нее появилось ощущение, что Джон никогда не услышит тех слов, которые Кэти собиралась сказать ему на диване-качелях на веранде.
Был уже поздний вечер, когда Эмма завела свой «форд». После того как все до последнего бокалы «баккара» и тарелки «ленокс» были перемыты, вытерты и поставлены в застекленную горку, они с Мейбл наконец присели и допили бутылку вина. Отец Ричард подвез Кэти и Джона до дома Эммы, и «форд» остался ей. Но Эмма домой не торопилась.
— По крайней мере хоть одна приятная вещь произошла за сегодняшний вечер, — заметила Мейбл.
— Что же именно?
— Отец Ричард предложил продать тебе приходской автомобиль, а Оделл пообещал договориться, чтобы «форд» купили на металлолом. Ты получишь новые колеса и еще немного наличных, чтобы эти колеса переобуть.
— Подержанные колеса, Мейбл.
— Знаешь, Эмма, как говорится, дареному коню…
— Верно. Это было ужасно мило со стороны жены тренера Тернера подарить нашему приходу свой нынешний «лексус». Я понимаю, конечно, что себе она каждый год покупает новый.
— Не уверена, что на следующий год Флора опять поступит так же. Она очень тяжело пережила утрату своей дочери. Не люблю говорить дурное о мертвых, но своей смертью она может раньше времени свести мать в могилу, чего едва не сделала при жизни. Трудно себе представить, как у таких хороших и славных родителей, как Тернеры, могло появиться такое дитя, — сказала Мейбл. — Просто какое-то исключение из всей теории наследственности.
— А может, и нет тут никакого исключения, — ответила Эмма. — Тара могла унаследовать свою сексуальную распущенность от кого-нибудь из бабушек с дедушками.
Только такая теория могла объяснить феномен Кэти. Эмма наконец сообразила, откуда у ее внучки такая удивительная сила духа, решимость и целостность характера. Она вся пошла в свою бабушку, а не в отца. Слава Богу, Кэти избежала этого проклятия в виде язвительного языка своей бабушки, но зато Эмма полагала, что, возможно, причастна к той внутренней силе, которая была свойственна ее внучке. Эмма считала это не бахвальством, а просто признанием истинного положения дел. Поэтому-то она и полагала, что Кэти ничего не скажет Джону сегодня вечером.
— Итак, давай наконец поговорим о том, что сделает меня счастливым, Кэти. Я уже не могу больше ждать.
Они сидели на веранде на качелях, а между ними на одеяле устроился Руфус. Пес так радовался появлению Джона, что у него обострились артритные боли в ноге. Сейчас он лежал, блаженно закрыв глаза, пока Джон чесал его за ухом.
— Ты спрашивал меня, как я планирую назвать ребенка, — сказала Кэти.
— Ну да.
— Я бы хотела назвать его Джон, если ты не имеешь ничего против.
Джон обернулся к ней, от удивления приоткрыв рот.
— Что ж, Кэти… У меня просто нет слов. Сказать, что это для меня большая честь, недостаточно. Ты уверена, что поступаешь правильно?