Человек, который не хотел любить (ЛП) - страница 100
— Ты здесь! Добро пожаловать домой!
София осмотрелась. Повсюду беспорядочно висел серпантин, на столе, в центре гостиной, стояли полевые цветы. На розовом плакате Андреа нарисовал Микки и Минни, застенчиво и влюблено смотрящих друг на друга. А над ними было сердечко с их именами внутри, «Андреа и София». На столе были кексы, а рядом – бутылка отличного «Беллависта Франчакорта».
София рассмотрела результат всех приготовлений, эту попытку устроить тёплое приветствие. Она подошла к Андреа и поцеловала его в губы.
— Я по тебе так соскучилась.
А потом она расплакалась, не в силах сдержаться.
— Солнце, ну чего ты плачешь? Не нужно. — София села на колени и положила голову на его ноги. Андреа погладил её по голове. Потом посмотрел на серпантин на лампе, висящий как попало, на полевые цветы, на Микки и Минни, на их имена в сердце. А София всё плакала. Он был рад, что смог удивить её. Эмоции всегда играют злую шутку с людьми, особенно такими чувствительными, как она. Тогда он улыбнулся и снова погладил её. — Я тоже очень по тебе скучал.
Следующие дни были непростыми.
— Ты такая загорелая! Всё прошло хорошо? И как тебе немецкий дирижёр? Он хорош?
Все ответы были ложью, но она не могла себя выдать. В самолёте до дома она нашла пресс-релиз обо всех своих концертах. Быстро прочитала его и с лёгкостью запомнила. Это был просто ряд фактов о том, как должны были пройти эти пять дней в Абу-Даби: что она ела, какая была погода, кое-что о рынках, самые используемые слова на том языке — привет, добрый день, добрый вечер — самые крупные отели, выставка, на которую она якобы сходила. София всего лишь повторяла эту информацию. А потом настал более сложный момент.
— Эй, да ты там не голодала... Иди сюда… — София подошла к кровати. — Поправилась… Так ты мне нравишься даже больше.
Он медленно гладил её ноги, постепенно поднимаясь. София закрыла глаза. Желать его должно было быть естественным и нормальным. Она всё-таки расслабилась, но заниматься любовью ей было не так-то просто. Не думать об этих пяти днях оказалось практически невозможно. И на какое-то мгновение она почувствовала себя виноватой. Ей казалось, будто она изменяет Танкреди.
Постепенно всё становилось на свои места. Они отправили запрос в «Shepherd Center» Атланты ещё до её отъезда.
Примерно через две недели после её возвращения пришёл ответ. Они приняли все необходимые меры, следовали процедуре, и клиника дала положительный ответ. Через двадцать дней должна была быть операция.
София вернулась в музыкальную школу, чтобы убить время. Она попросила Олю вернуть ей неотправленное письмо, а потом рассказал ей обо всех концертах.
— И на последнем концерте я сыграла на бис «Токкату в ми-минор» Баха.
— И?..
София улыбнулась.
— Всё хорошо.
Оля с удовольствием обняла её.
— Я знала. Ты прекрасная пианистка. И я не хотела, чтобы ты была лучшей, я хотела, чтобы ты стала уникальной. У меня получилось.
Сказав это, она ушла. София наблюдала за тем, как она спускается по лестнице, немного неуверенным шагом, но счастливая.
И очень скоро настал день отъезда.
43
Танкреди находился в своём нью-йоркском офисе. Он пил кофе, рассматривая фотографии из папки. Их сделали на острове. Сотни фотографий. София принимает ванну, идёт по пляжу, гуляет на закате, их поцелуй. Первый день, фотограф запечатлел из укрытия разные моменты, даже в темноте. Однажды в спальне он сам активировал видеокамеру. Теперь он нажал на кнопку на пульте, и включился плазменный телевизор, затем DVD, и он стал смотреть запись.
Вот она. На ней ничего нет. Прелестная. Возбуждающая. Он слышал её дыхание. Он так скучал по ней. Безумно. Он скучал по ней, потому что она не принадлежала ему? Он скучал, потому что это она. Интерком оповестил о том, что к нему пришёл посетитель. Мужчина всё выключил и закрыл папку.
— Пусть войдёт. — Давиде открыл дверь. Он был очевидно зол. Остановился перед столом. Танкреди удивлённо смотрел на него. — Привет, дружище, что ты тут делаешь? Я не знал, что ты в Нью-Йорке.
— Я приехал из-за тебя. Ты хотел пентхаус на Манхэттене, и вот я его для тебя ищу.
— И как поиски?
— Плохо. Но я нашёл это, — он бросил на стол какое-то письмо. Танкреди смотрел с любопытством. Давиде кивнул на него: — Прочитай.
Он открыл письмо. Это был почерк Сары. «Дорогой мой, я больше не могу так жить.
С той ночи в бассейне я поняла, что ничего уже не будет так, как прежде…»
Танкреди дочитал до конца. Его имени здесь не было. Давиде смотрел на него, не отрывая взгляда.
— Это Сара. Ты не узнаёшь её почерк?
— Да, похож на её.
— Я представляю, о ком она говорит, хоть его имени здесь нет. Всё указывает на тебя. Почему ты мне не сказал?
— Что я должен был сказать?
— Ты её трахнул?
— А ты как думаешь?
— Ты мог завоевать тысячи женщин. Почему именно она? Для твоей коллекции?
Танкреди сделал глоток кофе. Интерком оживился. Танкреди ответил:
— Да? Кто это?
— Я тебе нужен? — это был Савини.
— Нет, спасибо. Всё хорошо, — он отключился. Затем вздохнул и пересел в кресло. — Не хочешь присесть?
— Предпочитаю стоять. Я задал тебе вопрос. Ты её трахнул?
— А что она тебе сказала?
— Она сказала, что да.
Танкреди рассмеялся.
— Что здесь смешного?
— Она всегда ненавидела нашу дружбу. Кажется, это её раздражало, она ревновала, словно я твой любовник.
— Она любила тебя.