История любви одного парня - страница 37
Но сейчас…Я настолько ошибался в этом. Я не должен был ничего рассказывать
Себастиану. Как мы вообще сможем остаться друзьями после этого? У меня есть
мелодраматические мысли, что это, как оно есть, приведет к разбитому сердцу. Не будет никакого
разрыва; просто медленная, болезненная трещина, которая образуется прямо посередине.
– Думаю…мне всегда нравились парни, – шепчет он.
Мои глаза взлетают к его лицу.
Он опускает веки, потяжелевшие от слез.
– В смысле, я знаю это.
Боже мой.
– Меня даже не привлекали девочки. Я завидую тебе в этом. Я продолжаю молиться, что
окажусь в таком же положении, – он выдыхает. – Я никогда не произносил этого вслух, – когда
он моргает, слезы соскальзывают по его щекам. Себастиан запрокидывает голову вверх, глядя в
облака и грустно смеется.– Не могу сказать хорошо это или ужасно.
Мои мысли – ураган; моя кровь – река, вышедшая из берегов. Я пытаюсь придумать, что
лучше всего сказать, что бы мне хотелось услышать в такой ситуации. Проблема, в которой он
признался мне, огромна. Это не похоже ни на что, с чем мне приходилось сталкиваться раньше,
даже со своей семьей.
Я действую по своему первому порыву, так, как говорил мне мой отец:
– Я могу рассказать тебе, как хорошо, если ты доверишься мне.
– Да, – он оборачивается ко мне с влажными глазами. – Но я никогда… – он качает
головой. – Те есть, я…хотел, но никогда…
– Ты никогда не был с парнем?
Он снова качает головой, быстро.
– Нет. Ничего.
– Я целовался с мальчиком, но честно…я никогда не испытывал ничего…подобного.
Он погружается в это на мгновение.
– Я пытался измениться. И… – он щурится. – …даже не позволял себе представлять
каково бы это было…быть с…
Это как удар по моему солнечному сплетению.
– Но потом я встретил тебя, – произносит он.
Его смысл добивает меня еще сильнее.
Меня выбивает из тела, как будто я наблюдаю за этим с другой стороны тропы. Мы сидим
на камне, бок о бок, касаясь руками, и я понимаю, что этот момент отпечатается в моей жизни
навсегда.
– В первый раз, когда я увидел тебя, – начинаю я, и он уже кивает, как будто знает, что
именно я собираюсь сказать.
– Да.
В груди сжимается.
– Я никогда не испытывал такого раньше.
– Я тоже.
Я поворачиваюсь к нему, и все происходит так быстро. Одну секунду он вглядывается в
мое лицо, а в другую – его губы оказываются на моих, теплые и гладкие, и это так здорово. Боже.
Я издаю какой– то неподконтрольный горловой звук. Он издает его в ответ, и рычание
превращается в смех, потому что он отстраняется от меня с самой большой улыбкой, которую
когда– либо видели небеса, а затем он возвращается, целуя меня сильнее и глубже, его ладони
опускаются на мою шею.
Его рот приоткрывается, и я чувствую пробный взмах его языка.
Под моими веками вспыхивает свет, настолько интенсивный, что я практически слышу
хлопающий звук. Это размягчается мой мозг, или наступает конец света, или, возможно, на нас
упал метеорит и это экстаз, который дарят мне, как последнее мгновение, перед тем как отправить
в чистилище, а его в место намного– намного лучше.
Это не первый его поцелуй – я знаю это – но первый настоящий.
Глава 9.
На обратном пути, я даже не знаю, куда деть свои руки, не говоря уже о путанице моих
эмоций. То, что только что произошло, отпечатается в каждой моей молекуле; уверен, что я
вспомню все чувства от каждого прикосновения, даже сорок лет спустя.
Мама всегда говорит мне считаться со своими чувствами. Поэтому, помимо
головокружения с желанием я чувствую:
Нервозность.
Неуверенность.
Отчаянное желание повторить это снова и поскорее
Но самые щекотливые эмоции бледнеют на фоне эйфории.
Я
Целовал
Себастиана.
Я чувствовал его губы на своих, и его язык, и его смех, звучащий эхом между нами. Мы
целовались снова и снова. Всеми способами. Быстро и грязно, медленно и глубоко, что заставляло
меня подумать о сексе, и длинных днях в безопасном укрытии чьей– то спальни. Он кусал мою
губу, и я отвечал так же, а затем он испускал звук, который я буду слышать отголосками эха среди
безумства своих мыслей до конца выходных. Это ощущалось…таким чертовски правильным. Как
будто все, что я делал раньше, с кем– то другим, не считалось в действительности поцелуями.
Возможно, это звучит глупо, но казалось, что каждая клеточка в моем теле была вовлечена в это.
От этого все, что я делал прежде, кажется каким– то выбеленным и трудным для воспоминания.
Мы целовались, пока холод не пробрался под нашу одежду.
Вообще– то, теперь, когда я думаю об этом, мы целовались, пока Себастиан не
отстранился, когда моя рука начала поигрывать с краем его рубашки.
Он говорил, что никогда ничем не занимался с парнем, но чисто механически это не ново
для него, и я готов поспорить, что у него были девушки. И тем не менее, нас обоих буквально
трясло от одного и того же маниакального голода, поэтому, возможно, для него все настолько же
отличалось, как и для меня.
Занимался ли он…сексом раньше? Полагаю, нет – уверен, что Отэм посмеялась бы и
сказала, что некоторые из детей– мормонов самые развратные в школе, но что– то в Себастиане
говорило мне, что он отличается в этом смысле, как будто, помимо того, чем мы занимались
