История любви одного парня - страница 70
– Я хочу тебя, – тихо произносит он, пригибаясь за очередным укусом. Когда он снова
проглатывает, то смотрит прямо и добавляет. – Я не хочу никого другого.
– Ты думаешь, что церковь изменит свое мнение насчет нас? – спрашиваю я. Я киваю на
толпу его сверстников через поле. – Ты думаешь, они в итоге останутся рядом?
Себастиан пожимает плечами.
– Я не знаю.
– Но ты счастлив со мной.
– Счастливее, чем за всю свою жизнь.
– Так ты понимаешь, что в этом нет ничего плохого.
Его взгляд ясный и, наконец, он смотрит на меня.
– Конечно, понимаю.
Эмоции поднимаются комком в моем горле. Я хочу его поцеловать. Его взгляд опускается
на мои губы, а затем он отводит его, снова краснея лицом.
– Ты знаешь, о чем я думаю, – произношу я. – Я всегда об этом думаю.
Она кивает, наклоняясь вперед, чтобы взять бутылку с водой.
– Да. Я тоже.
***
Солнце низко висит над горизонтом, когда мы складываем все на место и тестируем, чтобы
удостовериться, что все установлено надежно. Люди смеются, играют в салочки, бросают Фрисби.
И это намного лучше, чем борьба и оскорбления в той поездке на озеро. Присутствует
неоспоримый уровень уважения ко всему, что мы делаем здесь. Уважения к обществу, друг к
другу, к самому себе, к Богу.
Большинство загружаются в большой фургон, чтобы вернутся обратно к церковной
парковке, но мы с Себастианом остаемся здесь, махая им, пока они не исчезают из вида.
Себастиан поворачивается ко мне, его улыбка сползает.
– Ну? Ужасно было?
– Я бы сказал, не так плохо, – отвечаю я, а он в ответ на это смеется. – То есть, было
очень классно. Все такие милые.
– Милые, – повторяет он, слегка качая своей головой.
– Чего? Я серьезно. Милая компания людей.
Мне нравится быть с его общиной не потому, что считаю, что она мне подходит, а потому
что мне нужен этот просвет в его голове. Мне нужно понять, почему он всегда говорил, что «я так
сильно ощущал присутствие Духа в эти выходные», или как он молится в поисках ответов.
Реальность в том, что он был рожден с этим языком и рос, слушая его. Церковь СПД обладает
собственным лексиконом, который по– прежнему звучит для меня очень напыщенно, но льется из
них легко, и я начинаю понимать, что по существу это просто означает: «я пытаюсь сделать
лучший выбор» и «мне нужно понять, нормально ли то, что я испытываю».
Только птицы в ветвях над головами остались единственными звуками в парке и
отдаленное гудение шин по асфальту.
– Чем хочешь заняться? – спрашиваю я.
– Я не хочу пока домой.
Все мое тело вибрирует.
– Тогда давай останемся.
Мы забираемся в мою машину под давлением предвкушающего молчания вдоль всей моей
кожи. Я выезжаю с парковки, и мы уезжаем. Я даже не знаю, куда мы едем, или чем займемся,
когда остановимся, но когда оказываемся в нескольких километрах от дома, ладонь Себастиана
скользит по моему колену и медленно пробирается вверх по моему бедру. Дома остаются далеко
позади, и вскоре мы едем по тихой двухполосной дороге. Я инстинктивно съезжаю на пыльную
дорогу, ведущую к части озера с ограниченным доступом.
Себастиан оглядывается через свое плечо, когда мы проезжаем через ворота с табличкой
«ДОСТУП ЗАКРЫТ» в большей степени скрытый разросшейся листвой.
– Нам вообще можно заезжать сюда?
– Наверняка нет, но, похоже, эти ворота уже очень давно не запирали, поэтому я думаю,
мы не первые, кто попытался проехать.
Он не отвечает, но я ощущаю неуверенность в напряженной позе, его ладони на моей ноге,
неподвижности его спины. Я должен верить, что он расслабиться, когда увидит, как на самом
деле изолировано это место, после наступления темноты.
Грязь становится плотнее, и я паркуюсь на плотном участке травы, выключаю фары, а
затем и зажигание. Двигатель замирает. На улице практически полная темнота, за исключением
мерцающего отражения луны на поверхности озера. Папа всегда настаивает, что у меня должны
лежать вещи для экстренной ситуации в багажнике – включая теплое одеяло – и хотя становится
прохладнее после захода солнца, у меня появляется идея.
Открыв дверь, я оглядываюсь на него.
– Пойдем.
Он неохотно следует за мной.
Я достаю одеяло из грузовика и расстилаю его на все– еще– теплом капоте моей машины.
Используя несколько запасных курток и непонятно откуда взявшееся пляжное полотенце, я
формирую несколько подушек для нас у дворников.
Вот так мы сможем лечь на спины и смотреть на звезды.
Когда он понимает, что я делаю, он помогает мне с организацией, а затем мы забираемся
поверх, ложимся на спины и расслабляемся, одновременно, с довольным стоном.
Он взрывается от хохота.
– Кажется, так уютно.
Я придвигаюсь чуть ближе, и капот протестует металлическим скрежетом.
– Не так плохо.
Над нами низко висит луна на горизонте, а звезды, кажется, поддерживают ее за струны.
– Единственное, что я люблю в этом месте, – говорю ему – что можно смотреть на звезды
всю ночь. Такого не было в Пало– Альто. Слишком сильное световое загрязнение.
– Единственное, что тебе нравится здесь?
Я поворачиваюсь, наклоняясь ближе, чтобы поцеловать его.
– Прости. Две вещи.
– Я ничего не знаю о звездах, – произносит он, когда я обратно перевожу взгляд на них. –
Все хочу научиться, но никогда нет времени на это.
Я показываю и говорю:
