История любви одного парня - страница 83
– Что сначала? – спрашивает он, уставившись на наши ноги. – Мои извинения или моя
история?
Его извинения?
– Я не знаю, догонит ли мой мозг это.
– У тебя все нормально…. было нормально?
Я издаю короткий сухой смешок.
– Насчет нас? Нет. Вообще.
– И у меня тоже.
Я считаю свой пульс. Один, два, три, четыре. Птица пронзительно кричит над головой, а
ветер шуршит в листве. Это дерево всегда напоминало мне мистера Снаффлепагуса из « Улицы
Сезам». Неуклюжее, ненавязчивое и ласковое.
– Я расстался не потому, что залез на тебя, – произносит он.
– Я знаю. От этого стало бы только хуже, мне кажется.
Он поворачивается, обхватывает мою шею двумя ладонями, чтобы я смотрел в его глаза.
– Прости.
Его ладони очень теплые, и они дрожат. Я прикусываю губу, чтобы не сорваться.
Себастиан приближается, неуклюже, не прерывая зрительного контакта, даже когда его губы
соприкасаются с моими. Я даже не думаю отвечать. Я просто сижу так, с распахнутым от шока
ртом.
– Я тоже люблю тебя, – он снова целует меня, на этот раз дольше. На этот раз я отвечаю
ему.
Я отстраняюсь от него, потому что, возможно, мне нужно немного посходить с ума,
согнуться и вжаться лицом в свои ладони. Безусловно, этот момент проходит именно так, как я
хотел во всех повторяющихся фантазиях. Но внутри очень много рубцов, и я не уверен, как и
смогу ли начисто избавиться от них рядом с ним, внимательно наблюдающим за мной. Мне нужно
как минимум полчаса на то, чтобы разобраться, как реагировать на то, что он сказал, что немного
важнее, чем потянуть его на себя и уложить поверх на лужайке.
– Мне нужно минуту, чтобы осмыслить все, – произношу я. – Расскажи, что произошло.
Он кивает с горящими щеками.
– Ладно, значит, помнишь того парня, Бретта, которого обсуждали мои родители? –
спрашивает он. – Когда мы подслушивали их?
Тот парень, который вышел за своего парня, и мать Себастиана больше беспокоило
состояние его родителей.
– Ага. Помню.
– Он со своим парнем переехали из Калифорнии в Солт– Лейк– Сити. Кажется, там
разыгралась какая– то драма в приходе насчет этого, – Себастиан переворачивает наши руки,
проводя по моим сухожилиям своим указательным пальцем. – Так ничего?
– Думаю, нет, – смеюсь я, потому что голос дает петуха, но я даже не думаю смущаться
из– за этого.
– Ну, он вернулся обратно, и мои родители обсуждали это за ужином. Мои бабушка с
дедом тоже были там, – он смеется и смотрит поверх меня. – Я выбрал неудачное время для
подобного, знаю, но это в каком– то роде был…камин– аут.
– Если можно так сказать.
Он снова смеется.
– Итак, ужин, они обсуждали Бретта и Джоши, а я просто отложил приборы на стол и в
упор спросил их, что бы случилось, если бы один из нас оказался геем.
– Так и спросил?
– Ага, – он кивает и продолжает кивать так, будто едва верит в это. – Мне было плохо
последние несколько недель. Я не знаю, мог ли вернуться к мысли, что все само рассосется. Я
перепробовал все гипотезы на себе, как например, что если ты уедешь отсюда, перестанут ли меня
привлекать парни? Смогу ли я однажды жениться на ком– то таком, как Манда? Но, правда в том,
что я не смогу. Все мои чувства правильные только с тобой. Частично потому что ты – это ты, и
частично потому…
Я тычу себе в грудь.
– Парень.
Себастиан улыбается по– настоящему.
– Да, – он замолкает, и я знаю, что последует дальше даже до того, как он произнесет это,
и солнце будто выбирает именно этот момент, чтобы пробиться сквозь густые ветви. – Я
стопроцентный гей.
Из меня вырывается радостный смех.
Я закидываю руки на его шею и заваливаю.
Он смеется подо мной, позволяя мне зацеловать всю его шею и лицо.
– Я хочу сказать наименее снисходительным образом их возможных: я так горжусь тем,
что слышу это от тебя.
– Я тренировался, – признается он. – Я повторял это в подушку. Потом шептал, пока
ездил на велосипеде. Я повторял это каждый день после того, как мы расстались. Для меня это
больше не странно.
– Потому что так и есть, – я даю ему подняться и вспоминаю, что он посреди своего
рассказа. – Ладно, так значит, ты спросил их гипотетически…
– Мама сразу замолчала, – продолжает он, и обе наши улыбки спадают, потому что это
больше не глупая, веселая борьба. – Папа и дед переглянулись, как будто «ох, ну приехали». Дед
сосредоточился на резке своего стейка на очень– очень– крошечные кусочки. Лиззи встала,
забрала Аарона и Фейт и вывела их из столовой, – он с болью смотрит на меня. – Лиззи, мой
самый близкий друг, захотела избавить их от разговора. Как будто, никто не был удивлен этому.
Вот что, я думаю, ощущаешь при разбитом сердце. Я издаю какой– то искаженный,
сочувствующий звук.
– И наконец, отец сказал, «Ты говоришь о поведении или влечении, Себастиан?» А он
никогда не использовал мое полное имя, – он сглатывает, с усилием. – Я ответил ему, «И то и
другое. Оба». И он фактически сказал, что наша семья верит, что священный акт продолжения
рода может быть разделен только между мужчиной и его женой, а все остальное подрывает
основы нашей веры.
– То есть, фактически, что ты ожидал, – осторожно произношу я. Я хочу сказать, что это
свидетельство того, как все запутанно, исходя из услышанного мной, и я думаю, что «могло бы