Дорогой сводный брат - страница 56


На кухне я налила себе стакан воды и без особого желания съела злаковый батончик. Предчувствуя, для следующей главы силы мне ой, как понадобятся.

«Неужели он возвращался?»


Устроившись поудобнее на диване, я сделала глубокий вдох и перевернула страницу.


***


К эмоциональной зависимости следует относиться так же, как и к наркотической. Я не мог целиком и полностью быть с Гретой, и потому старался избегать любого общения с ней. Иначе, я бы просто свихнулся. Исключались даже звонки по телефону и смс. Кто-то скажет, что это перебор, но слышать звук её голоса, зная, что мы не можем быть вместе, было для меня невыносимо. Однако это не означает, что я не тосковал по ней каждый божий день.

Год я жил словно в аду. Эмоциональное состояние Пилар оставалось таким же нестабильным, как и до моего отъезда. Она постоянно расспрашивала об отношениях в семье Ренди, следила за страничкой Сары на «Фейсбук», а когда я признался, будто Сара кажется вполне нормальной – мама стала относиться ко мне как к предателю. Я боялся даже произнести имя Греты вслух, чтобы она ничего не заподозрила и не начала рыскать в интернете. К тому же Пилар снова подсела на таблетки от бессонницы и мне приходилось постоянно быть начеку.

Мои догадки подтвердились: на тот момент для моей матери сама мысль о нас с Гретой была бы невыносимой. Горькая ирония заключалась в том, что она была одержима Сарой, а теперь и я втайне помешался на дочери этой женщины. В какой-то степени, мы оба были чокнутые.

Не проходило и дня, чтоб мне в голову не лезли мысли о том, что Грета встречается с кем-то другим. Я с ума сходил, от того что нахожусь далеко и не могу защитить её. Это покажется странным, но раз уж нам не суждено было быть вместе, мне хотелось иметь возможность заботиться о ней, по крайней мере, как о сестре. Знаю, звучит бредово, но что если кто-то обидит её? Я не узнаю об этом, а значит не смогу заступиться. О том, что она спит с кем-то другим я старался не думать. Однажды просто представив себе эту картину, я пробил кулаком стену в своей комнате.

Как-то ночью, я не выдержал и написал, как сильно скучаю по ней, но попросил не отвечать на сообщение. Грета выполнила мою просьбу, отчего мне стало только больнее, и я поклялся, больше никогда не совершать подобной ошибки.

Моя жизнь вернулась в прежнее русло — никотин, алкоголь, секс без обязательств. Словом, стала такой же пустой и бессмысленной, какой была до Бостона. С единственным отличием: теперь за всеми этими пороками скрывалась потребность в чем-то большем...потребность в ней. Грета открыла для меня ту сторону человеческих отношений, которой я не знал прежде. Я надеялся, что со временем душевная боль пройдёт, но этого так и не произошло – она не только не исчезала, но и становилась сильнее. Думаю, всё потому что, где-то на подсознательном уровне, я знал: как бы далеко не находилась Грета, она испытывала то же самое, думая обо мне. Не знаю как, я просто чувствовал что так и есть. И это чувство годами снедало меня изнутри.


***


Два года спустя, Пилар кое-кого встретила и её психологическое состояние наконец улучшилось. Это был первый мужчина в её жизни, с тех пор как ушёл Ренди. Ливанец по происхождению, Джордж казался славным парнем. Ему принадлежал круглосуточный мини-маркет, находящийся недалеко от нашего дома. Частенько бывая у нас в гостях, Джордж всегда приносил с собой хумус, питу или оливки. Казалось, впервые мамина одержимость Ренди ослабла.

Но чем счастливее она становилась, тем сильнее росло во мне чувство горечи. Я отказался от единственной девушки, которая была мне по-настоящему небезразлична, так как боялся, что это добьёт мау. И теперь, когда жизнь моей матери вновь обрела смысл, моя по-прежнему оставалась пустой и бессмысленной — в ней не было ничего, кроме чувства, что я совершил самую большую ошибку в своей жизни.

Я никогда никому не рассказывал о том, что произошло между мной и Гретой. Но боль и злость, день за днём сжигавшие меня изнутри, требовали выхода. Мне нужно было с кем-то поговорить. И я обратился к единственному человеку, которому мог доверять, к другу Ренди — Грегу.

Грег был для меня как отец. Именно от него я узнал, что не так давно Грета переехала в Нью-Йорк. На открытке, которую она прислала ему на Рождество был указан её новый адрес. Он убеждал меня полететь к ней и рассказать о своих чувствах. Но даже если бы Грета всё ещё что-то испытывала ко мне, я сомневался, что она захочет меня видеть. Мне казалось невозможным простить то, как я поступил с ней. Но Грег уверил меня, что у личной встречи есть свои преимущества.

На следующий день, несмотря на все свои опасения, я заказал билет на самолёт. Так уж вышло, что это случилось как раз в канун Нового года. Маме я сказал, что собираюсь навестить старого друга и что на праздники останусь в Нью-Йорке. Я не стал рассказывать ей о Грете, не будучи уверенным, что всё получится.

Тот шестичасовой перелёт был, пожалуй, самым тяжёлым в моей жизни. Мне хотелось как можно скорее увидеть Грету, хотелось снова обнять её. Я понятия не имел, как вести себя и что говорить при встрече. Не зная ничего о её личной жизни, я действовал вслепую… впервые в жизни следуя зову своего сердца. И только надеялся, что ещё не слишком поздно сказать то, в чём должен был признаться ей три года назад. Грета ведь так и не узнала, что в ту ночь, когда она отдала мне свою невинность, я уже был влюблён в неё.

Перелёт, казалось, занял целую вечность, но никогда ещё время не тянулось для меня так бесконечно долго, как в метро по пути к её дому. Под монотонное покачивание поезда в моей памяти, словно кадры киноплёнки, одно за другим проносились воспоминания. Я не мог не улыбнуться, вспоминая, как стойко Грета выносила все мои выходки, как счастлив я был рядом с ней. Но в основном, услужливая память возвращала меня в ту самую ночь, где были нарушены все запреты. Неожиданно, поезд остановился...это была всего лишь кратковременная задержка, но желание как можно скорее увидеть её стало настолько невыносимым, что вытеснило все остальные мысли.