Плененная во тьме - страница 75

Я подумала о своей жизни, об истории своего существования, о прошлом,

вращающемся вокруг своей матери, которая произвела меня на этот свет. О том, как

мои желания привели к тому, что стало со мной. Точно так же, как и желания моей

матери привели к тому, что стало с ней. И чем сильнее я пыталась не быть похожей на

нее, тем больше я чувствовала, что становлюсь такой же, как она. Это было так

несправедливо!

И пока я смотрела на Калеба, на то, как его пальцы интимно и нежно водили по

моим губам, я убедилась, что все в этой жизни было несправедливо.

Я оттолкнула его руку, не грубо, но твердо демонстрируя свой отказ от его

прикосновений, и как ни странно, в уголке моего сознания, я знала, это был именно

мой отказ. В его глазах проскользнуло какое-то первобытное чувство, после чего он

снова надел на себя маску безразличия.

Выпрямившись, он прислонился к спинке кровати.

Образовавшееся между нами пространство можно было сравнить с океаном, а

наше молчание, с тревожным затишьем перед надвигающейся бурей.

Он что-то планировал в отношении меня. И он до сих пор не рассказал мне, что

меня ждет.

- Калеб...

- Знаешь, это не ты...

Должно быть, увидев на моем лице смущение, и, по всей видимости, ожидая его,

он тут же подался вперед и продолжил, - В своем сне. Ты говорила, что это не только

твоя вина, и так оно и есть - ты не виновата. Просто…ты не виновата.

В моем горле образовался большой ком. И как я ни старалась, я не могла его

проглотить. Он просто застрял там, и душил меня.

Пальцы Калеба скользнули по покрывалу на моей ноге, после чего, запнувшись,

вернулись обратно – в зону его личного пространства.

Почему он не мог быть просто злым, бездушным ублюдком, чтобы я знала какова

была его роль и какова моя? Почему он постоянно переключался с холодного и

безжалостного, на теплого и утешающего?


158

Плененная во тьме. С. Дж. Робертс.

- Что они с тобой сделали, Котенок? Ты можешь мне рассказать?

Его глаза закрылись, и я задалась вопросом, что он скрывал. Неужели это было

из-за меня? Навряд ли.

Он мучил меня, удерживал в плену, бил, принуждал меня к вещам, которые

выходили за пределы моего воображения. А теперь... теперь он что-то... испытывал ко

мне?

Мой внутренний голос напомнил мне, что, несмотря на все то, что он со мной

делал, в этом всегда присутствовала малая толика милосердия. Да, я все еще была

жива, и он никогда не пытался сотворить со мной то, что пытались сделать эти

животные. Для них я не была человеком.

Я поняла тонкую грань между тем, что Калеб делал со мной и тем, что он с

легкостью мог сделать. Он всегда контролировал себя. Всегда объяснял, почему он

делает то, или иное. Он целовал и ласкал меня, доводил до экстаза. Я была столь же

настоящей для него, как и он для меня, и именно в этот момент, до меня, наконец,

дошло... я что-то значила для него. В каком бы то ни было объеме, на который он

только был способен, но я что-то значила для него.

Ирония этого прозрения заставила мой желудок сжаться. Теперь, когда я в

полной мере ощутила настоящий ужас с теми ублюдками байкерами, я знала, что

никогда не испытывала подобного с Калебом. Даже когда он делал мне больно или

заставлял сгорать он стыда, после, он всегда оставался рядом, делал мне массаж,

обнимал - нес за меня ответственность. Он бы никогда не сделал того, что сделали эти

ублюдки. Я знала это. Но имело ли это хоть какое-нибудь значение? Я не могла

сказать наверняка. Возможно, уже ничего не имело значения.

Я так старалась быть чем-то, кем-то. Пыталась сделать так, чтобы моя жизнь хоть

чего-то значила.

Все еще оставаясь пленницей и ощущая всю пустоту и отчаяние, я знала, что

никогда не напишу сценарий, или книгу, никогда не сниму фильм. Я чувствовала, что

никогда не стану кем-то большим, нежели мне предсказывали окружающие. Ничего из

того, что я сделала, уже не имело значения. Никогда не имело. И никогда не будет

иметь. И, предполагая другой вариант развития своей жизни, я лишь подчеркивала

свою детскую наивность, но никогда не гнушалась надеждами и мечтами.

Наконец, я ответила на его вопрос.

- Больше это не имеет значения, Калеб.

Мой голос казался усталым, хрупким.

- Ничего не имеет.


159

Плененная во тьме. С. Дж. Робертс.

В течение нескольким секунд он молчал, и я знала, он злился... как и я. Даже

находясь в оцепенении, внутри меня все клокотало.

Я наблюдала за ним. Еле уловимые изменения, на которые я раньше не обращала

внимания, сейчас были для меня крайне очевидны.

Какое место я занимала в его сердце? Знал ли он, что я могла читать его? Хуже

того, мог ли он, в свою очередь, читать меня?

- Ты и я, мы оба, знаем правду. То, что они сделали с тобой, имеет значение.

Сейчас в его голосе не было злости, только уверенность.

- Все имеет значение. Все очень личное. Ты знаешь об этом так же, как и я. Не

будь такой разбитой и подавленной, мы оба знаем, что это на тебя не похоже.

Я рассмеялась, но этот звук потонул в глубинах моего горла и прозвучал всего

лишь отрывистым сдавленным звуком.

- Откуда тебе знать?

Он никогда прежде не отвечал мне полностью, и зачастую его слова ощущались

лишь наполовину правдивыми, но по какой-то неведомой причине, мне казалось, что

он поступал так, только потому, что просто не знал, как ответить. Другими словами,