Плененная во тьме - страница 75
Я подумала о своей жизни, об истории своего существования, о прошлом,
вращающемся вокруг своей матери, которая произвела меня на этот свет. О том, как
мои желания привели к тому, что стало со мной. Точно так же, как и желания моей
матери привели к тому, что стало с ней. И чем сильнее я пыталась не быть похожей на
нее, тем больше я чувствовала, что становлюсь такой же, как она. Это было так
несправедливо!
И пока я смотрела на Калеба, на то, как его пальцы интимно и нежно водили по
моим губам, я убедилась, что все в этой жизни было несправедливо.
Я оттолкнула его руку, не грубо, но твердо демонстрируя свой отказ от его
прикосновений, и как ни странно, в уголке моего сознания, я знала, это был именно
мой отказ. В его глазах проскользнуло какое-то первобытное чувство, после чего он
снова надел на себя маску безразличия.
Выпрямившись, он прислонился к спинке кровати.
Образовавшееся между нами пространство можно было сравнить с океаном, а
наше молчание, с тревожным затишьем перед надвигающейся бурей.
Он что-то планировал в отношении меня. И он до сих пор не рассказал мне, что
меня ждет.
- Калеб...
- Знаешь, это не ты...
Должно быть, увидев на моем лице смущение, и, по всей видимости, ожидая его,
он тут же подался вперед и продолжил, - В своем сне. Ты говорила, что это не только
твоя вина, и так оно и есть - ты не виновата. Просто…ты не виновата.
В моем горле образовался большой ком. И как я ни старалась, я не могла его
проглотить. Он просто застрял там, и душил меня.
Пальцы Калеба скользнули по покрывалу на моей ноге, после чего, запнувшись,
вернулись обратно – в зону его личного пространства.
Почему он не мог быть просто злым, бездушным ублюдком, чтобы я знала какова
была его роль и какова моя? Почему он постоянно переключался с холодного и
безжалостного, на теплого и утешающего?
158
Плененная во тьме. С. Дж. Робертс.
- Что они с тобой сделали, Котенок? Ты можешь мне рассказать?
Его глаза закрылись, и я задалась вопросом, что он скрывал. Неужели это было
из-за меня? Навряд ли.
Он мучил меня, удерживал в плену, бил, принуждал меня к вещам, которые
выходили за пределы моего воображения. А теперь... теперь он что-то... испытывал ко
мне?
Мой внутренний голос напомнил мне, что, несмотря на все то, что он со мной
делал, в этом всегда присутствовала малая толика милосердия. Да, я все еще была
жива, и он никогда не пытался сотворить со мной то, что пытались сделать эти
животные. Для них я не была человеком.
Я поняла тонкую грань между тем, что Калеб делал со мной и тем, что он с
легкостью мог сделать. Он всегда контролировал себя. Всегда объяснял, почему он
делает то, или иное. Он целовал и ласкал меня, доводил до экстаза. Я была столь же
настоящей для него, как и он для меня, и именно в этот момент, до меня, наконец,
дошло... я что-то значила для него. В каком бы то ни было объеме, на который он
только был способен, но я что-то значила для него.
Ирония этого прозрения заставила мой желудок сжаться. Теперь, когда я в
полной мере ощутила настоящий ужас с теми ублюдками байкерами, я знала, что
никогда не испытывала подобного с Калебом. Даже когда он делал мне больно или
заставлял сгорать он стыда, после, он всегда оставался рядом, делал мне массаж,
обнимал - нес за меня ответственность. Он бы никогда не сделал того, что сделали эти
ублюдки. Я знала это. Но имело ли это хоть какое-нибудь значение? Я не могла
сказать наверняка. Возможно, уже ничего не имело значения.
Я так старалась быть чем-то, кем-то. Пыталась сделать так, чтобы моя жизнь хоть
чего-то значила.
Все еще оставаясь пленницей и ощущая всю пустоту и отчаяние, я знала, что
никогда не напишу сценарий, или книгу, никогда не сниму фильм. Я чувствовала, что
никогда не стану кем-то большим, нежели мне предсказывали окружающие. Ничего из
того, что я сделала, уже не имело значения. Никогда не имело. И никогда не будет
иметь. И, предполагая другой вариант развития своей жизни, я лишь подчеркивала
свою детскую наивность, но никогда не гнушалась надеждами и мечтами.
Наконец, я ответила на его вопрос.
- Больше это не имеет значения, Калеб.
Мой голос казался усталым, хрупким.
- Ничего не имеет.
159
Плененная во тьме. С. Дж. Робертс.
В течение нескольким секунд он молчал, и я знала, он злился... как и я. Даже
находясь в оцепенении, внутри меня все клокотало.
Я наблюдала за ним. Еле уловимые изменения, на которые я раньше не обращала
внимания, сейчас были для меня крайне очевидны.
Какое место я занимала в его сердце? Знал ли он, что я могла читать его? Хуже
того, мог ли он, в свою очередь, читать меня?
- Ты и я, мы оба, знаем правду. То, что они сделали с тобой, имеет значение.
Сейчас в его голосе не было злости, только уверенность.
- Все имеет значение. Все очень личное. Ты знаешь об этом так же, как и я. Не
будь такой разбитой и подавленной, мы оба знаем, что это на тебя не похоже.
Я рассмеялась, но этот звук потонул в глубинах моего горла и прозвучал всего
лишь отрывистым сдавленным звуком.
- Откуда тебе знать?
Он никогда прежде не отвечал мне полностью, и зачастую его слова ощущались
лишь наполовину правдивыми, но по какой-то неведомой причине, мне казалось, что
он поступал так, только потому, что просто не знал, как ответить. Другими словами,