Пока мы не стали незнакомцами (ЛП) - страница 48

— Поэзия — всего лишь свидетельство жизни. Если жизнь пылает ярко, то поэзия — лишь ее пепел.

Он зарылся лицом в мои волосы.

— Моя жизнь пылает ярко.

Да, но надолго ли?

Несмотря на то, что тату еще заживала, за ночь я ее поцеловала, должно быть, раз сто. Он в ответ целовал меня в шею и рассказывал, как сильно будет скучать по его зеленоглазой голубке, а я назвала его размазней, после чего мы рассмеялись, а еще чуть позже я заплакала.

Следующим утром Тати одолжила у отца «крайслер», чтобы отвезти Мэтта в аэропорт. Мэтт же тем временем упаковывал те вещи, что не брал с собой, чтобы отослать их обратно в Лос-Анджелес.

— Почему ты отсылаешь вещи обратно? Ты можешь оставить их в моей комнате. — Я лежала на животе на его кровати и наблюдала за его торопливыми сборами.

— Я не хочу, чтобы тебе приходилось разбираться с чем-либо, касающимся меня.

— А я хочу разбираться с тем, что касается тебя.

Он остановился и посмотрел на меня.

— Так будет лучше.

— Но ты же вернешься?

— Конечно, но надеюсь, что у меня будет работа, чтобы я смог жить в настоящей квартире. Я не вернусь в Нью-Йорк, чтобы жить в общежитии для старшекурсников.

— Оно для тех, кто на старших курсах. Я буду в другом общежитии, когда ты вернешься, — пробормотала я в подушку.

— Вот тебе еще одна причина. Не хочу, чтобы ты таскала мои пожитки, если просто могу их отправить в Лос-Анджелес и забрать оттуда, когда понадобится. — Мэтт был расстроен.

— Ты улетаешь всего на несколько месяцев, Мэтт. Слишком много мороки.

— Ты права, но кто знает.

Это было неподходящее время для фразы: «Кто знает».

— Иди сюда, — сказала я.

Я перекатилась на спину и раскрыла руки для объятий. На мне было его любимое платье. Он оглянулся через плечо и его взгляд смягчился. Крадясь, он улыбался мне своей самой милой и сексуальной улыбкой. Когда он наклонился, чтобы поцеловать меня, я остановила его прежде, чем он коснулся моих губ, и прошептала:

— Ты останешься, если я попрошу?

Он резко отстранился и скрестил руки на груди, наклоняя голову.

— А ты попросишь? — Разочарование читалось в каждой черточке его лица.

Лежа под ним, я чувствовала себя ранимой как никогда. Мне хотелось попросить его остаться, но как я могла быть такой эгоистичной? Если я попрошу, то будет ли он меня любить меньше? Если вообще будет. Я не могла отнять его мечту в угоду своей. Не посмела бы. Я бы не стала уничтожать то, что он создал.

— Ответь мне. Ты, блядь, собираешься попросить меня отказаться от этого?

Я этого не хотела, но мне нужно было знать, смог бы он все бросить или нет?

— А ты останешься, если я попрошу?

Он сжал челюсти. Его дыхание было тяжелым. Сквозь стиснутые зубы он процедил:

— Останусь, но возненавижу тебя за это. Так что, давай, проси. Вперед. — Казалось, что он издевался надо мной. Я расплакалась. — Давай, попроси меня, блядь, остаться и работать в «ФотоХат», пока ты будешь в аспирантуре. Дерзай.

Я покачала головой, но не смогла выдавить и слова.

Он нагнулся и ладонями жестко обхватил мое лицо, чтобы посмотреть мне прямо в глаза.

— Твою мать, Грейс, это не прощание. Это «До встречи». Скажи мне, что сможешь справиться, прошу тебя. Скажи, что ты выдержишь.

Я дышала слишком часто. Мэтт был зол, но в его лице читалась не только свирепость, но и нескрываемая любовь.

— Мы не давали друг другу обещаний, — прошептала я. — Прости, что подняла эту тему. Мы просто посмотрим, что из этого выйдет, ладно? Это всего лишь «До встречи».

Он кивнул.

— Именно так.

Ты сказал мне, что я твоя, а ты мой.

Шмыгая, я попросила:

— Люби меня.

И он любил, нежно и бережно, и настолько эмоционально, что после, когда он меня обнимал, я обливалась слезами, ведь насколько бы долгими эти объятия ни были, этого было недостаточно.

Несколько часов спустя мы поехали в аэропорт «Кеннеди». Пока я провожала Мэтта к выходу на посадку, Тати ждала в машине.

— Попытаюсь позвонить тебе так скоро, как получится.

— Хорошо. Где ты будешь?

— Сначала в Северной Боливии. — Он скинул походную сумку с плеча и поставил ее на пол, не отводя взгляда от своей обуви. — Грейс, я не знаю, насколько далеко буду. Ты можешь не слышать от меня ничего достаточно подолгу, но я буду тебе писать, и мы разберемся, как перезваниваться. — Он прищурился, словно мы запоминали лица друг друга. — Грейс, это Порндел купил фото.

— Я знаю. — Я моргнула. — Ты молчал, чтобы сказать мне об этом сейчас?

— Просто подумал, что тебе стоит знать. Он хороший парень.

— Как это мило с твоей стороны. И как мило с его, — ответила я саркастично.

— Мне не хотелось, чтобы ты выяснила, что я знал и не рассказал тебе.

— Ладненько. — Я поняла. Мэтт пытался не оставлять незавершенных дел.

Сотрудник аэропорта в микрофон объявил об окончании посадки.

— Пора. — Он распахнул руки для объятий, и я бросилась к нему с такой силой, словно пыталась запрыгнуть в него самого, чтобы он мог забрать меня с собой, спрятав в укромном уголке своего сердца. Он долго меня сжимал, не ослабляя хватки. — Увидимся, Грейс.

Мы отпустили друг друга и разошлись.

— Увидимся позже, Мэтт.

Он улыбнулся и ушел. Перед тем, как пройти на самолет, он развернулся, вытащил что-то из кармана и поднял это в воздух.

— Я стащил это, просто, чтобы ты была в курсе!

Это была кассета с записью моей игры на виолончели. Мэтт рассмеялся и ушел.

Любовь всей моей жизни улетела.

19

.

Что с нами стало?

ГРЕЙС

На следующий день после отлета Мэтта я прослушивалась в гранж-группу на место виолончелиста в маленькой кафешке в Ист-Виллидж. Их музыка была похожа на то, что играла Nirvana: навязчивый ритм и громкие припевы с кричащими партиями. Я представляла, что мы попадем в шоу «Отключенный» на «VH1», и что у меня закрутится ошеломительная карьера рок-виолончелистки, которую будут приглашать в наикрутейшие группы Нью-Йорка. Казалось, я наконец следовала за своей мечтой.