Перерыв на жизнь - страница 97
вся прижимается к двери. Спиной, плечами, затылком.
Так кружится голова от безрассудного веселья. Что, наконец, пришла к нему, что сказала заветное слово, раньше кажущееся
совсем потерянным, потому что пропала его ценность, утратился живой творящий смысл. То самое слово, которое столько
лет боялась произносить и не думала, что скажет когда-то вслух. Любовь осталась в прошлой жизни. Вместе с планами на
будущее, безграничным доверием и верой в человечность. Гергердт не вернул ей ту любовь, скомканную и выброшенную как
мусор, он подарил ей новую жизнь.
Она радуется, что он своей высокой широкоплечей фигурой загораживает слабо светящуюся настольную лампу, и это не
дает видеть его лицо — как оно меняется. У самой все плывет. Но если бы видела, закрыла глаза. Хоть на пару секунд. На
секунду. Позволяя Артёму остаться наедине с ее признанием. Она бы не смотрела на него, даже если бы могла, боясь
увидеть что-то тайное и запретное. Ей тоже нужна эта секунда. Для вздоха. Чтобы только слышать, как со стоном и скрипом
сталкиваются их миры.
И вмиг пропадает ее веселье, скатывается оно враз волной. И подышать бы, подышать… Но воздуха не осталось. Вдохнуть
бы кислорода... прижаться к его губам.
— Ты мне тут в обморок собралась упасть?
Отрывает Раду от двери, руки тут же сжимаются на ней в стальное кольцо. Знает, что так непременно сделает ей больно, но
никак ему не расслабиться. Приподнимает ее над полом, она крепче обхватывает его плечи.
Спрашивает еще, ждал ли он ее. Ждал… Чуть не сдох!
С упорством мазохиста жил в своей квартире, но среди ее вещей. Скучал по вкусу помады. Привык и к этому тоже. Ко всем
особенностям привык, что приносит с собой женщина в жизнь мужчины. Хотел до одури пропахнуть ее косметикой, духами.
Хотел всего того, что раньше порой раздражало. Даже горького, липкого крема на ее коже, которым она мазалась после
душа.
Они вросли друг в друга, живя одной жизнью, он перестал понимать, что в ней принадлежит ему, а что — ей.
Он без нее стал, как тот стакан, — лишь наполовину. То ли полон, то ли пуст.
Обжигается об ее губы. Целует без ласки и чувственности, но с озверелой тоской. Чудовищной. До спазма, хватающего за
горло, и онемения.
Задирает на ней кофту, пытается снять через голову.
— Подожди, — останавливает Рада. — Сережка зацепилась…
— Гребаные твои изумруды… — выдыхает раздраженно.
— Твои, — смеется она, пытаясь снять петлю с замочка.
Гера бросает кофту и расстегивает ей джинсы. Пуговицу. Молнию. Пока она возится с сережкой, успевает снять с нее все,
кроме белья, и заваливает на диван.
— Все, — наконец, она стягивает свитер. — Гера, подожди… — Но бесполезно его останавливать. Бюстгальтер уже
расстегнут, лямки спущены с плеч. Она остается в одних трусиках.
— Что?
— Секс только после свадьбы.
— Чего?
— Того. — Дружинина выбирается из-под него, соскальзывает с дивана, подхватывает с пола свою сумку, снова
возвращается и седлает Гергердта, забравшись на колени. — Секс, говорю, только после свадьбы. Замуж за тебя хочу! —
Роется в кармашках. Достает паспорт, тычет пальцем на первую страницу: — Вот здесь мне надо «Гергердт»! — листает
дальше, — а вот здесь штамп о регистрации брака! Понятно? — Сует документы в сумку, снова что-то ищет. Найдя, крепко
зажимает в кулак. Дышит шумно, заливается неровным румянцем.
Гергердт касается ее обнаженной груди. Она дрожит под его рукой от частого Радкиного дыхания. Он уже догадывается, что
там. Что так крепко стиснуто в тонкой руке. Сжато до побелевших пальцев.
— Наконец-то ты научилась выговаривать мою фамилию.
Рада вздыхает, решительно сжимает губы, как будто настраивается сказать что-то очень важное.
— Я. Хочу. За тебя. Замуж, — чеканит и делает еще один вдох. Что же так быстро кончается воздух…
Твердые губы кривит многозначительная усмешка, Артём вскидывает бровь и смотрит на Раду несколько бесконечно долгих
секунд, потом его рука скользит к плечу и мягко обхватывает ее шею.
— П*здец тебе тогда, Дружинина. Ты тогда точно никуда не уйдешь. Никуда и никогда.
Она захлебывается смешком, все еще крепко сжимая правый кулак.
— А ты как думал, Гера? Все тебе за просто так? Нетушки! Женись! Я тебе не содержанка какая-то!
Он хохочет:
— Шикарная у меня невеста. В шикарном свадебном наряде. Ни в жизнь не ожидал. У всех свадебные платья, чулки и
подвязки, а у нас свадебные трусики. Красные. Как я люблю. И красная помада.
— Иначе ты меня больше никогда не увидишь. Никогда-никогда.
— Это контраргумент, — непонятно улыбается. — Свадьба сегодня, штамп завтра. И раздевайся. Я уже не могу.
— Ты первый.
— Давай.
На его раскрытую ладонь она кладет свой сжатый кулак. Аккуратно разжимает пальцы, так боясь смахнуть неровным
движением то, что положила Гере в руку.
Два обручальных кольца. Два тонких золотых ободка.
— Ты первый, — снова шепчет.
Он легко надевает обручальное кольцо на ее правый безымянный палец.
Дружинина вздыхает: вот бы ей столько сноровки. У нее начинают дрожать руки, больше всего на свете она боится выронить
его кольцо. Это же плохая примета. Ну и пусть все сейчас не по-настоящему. У нее именно сейчас все по-настоящему. Для
нее это никакая не шутка.
— Не надо мне свадебного платья. Я ни за что на свете не надену свадебное платье. У меня все это было до… было…
Платье в шкафу висело. Красивое, дорогущее. И чулки, и подвязки... Я лучше замуж голая выйду, но свадебное платье я не
