Свет мой зеркальце, скажи… - страница 98
— Почему?
— Потому что. Потому что нужно объективно смотреть на вещи. Я тебе ещё раз повторяю: какая Москва в мои годы? Это глупо, начинать в таком возрасте. И ты человек взрослый, должен же понимать.
— А твой отец?
— Девушка, можно мне вот эти на тридцать восьмой? И ещё эти. — Разговоры про отца мне активно не нравились. Когда продавщица удалилась, я повернулась к Аркаше, и негромко, но доходчиво проговорила: — У меня нет отца. И ни в какую Москву я не поеду.
Аркаша сурово хмурился и повторил:
— Ты странная.
— Пусть так. Но я всё решила, и ничего другого ты от меня не услышишь.
— Но ты не можешь просто уйти из салона, у тебя договор.
— Правда? Что ж, я скажу Роме.
Аркаша руками развёл в бессилии.
— Ты скажешь Роме? Ты скажешь Роме?!
— Не кричи, — попросила я его.
— Ты скажешь Роме, чтобы он мне голову оторвал?
— А вот здесь ты преувеличиваешь, — я Аркаше пальцем погрозила, и улыбнулась на всякий случай.
— Да неужели? Весь город не преувеличивает, а я один преувеличиваю. Твой муж, Липа…
Я уже на полном серьёзе сунула ему под нос кулак.
— Не хочу ничего слышать. Мой муж, как ты правильно сказал, я за ним замужем, а не ты. И ни кто-то другой. Вот и нечего мне советы давать. Лучше скажи: тебе эти туфли нравятся или эти?
— Мне ты не нравишься, — высказался Аркаша напоследок, рукой на меня безнадёжно махнул и из магазина вышел. А я ещё пару минут боролась с тревогой, рвущейся наружу и мешающей сосредоточиться на приятных покупках.
По дороге домой, я не выдержала и решила задать Денису несколько вопросов. В том, что он ответит мне по существу и вообще ответит, я немного сомневалась, но молчать больше не могла.
— Денис, скажите, Роман Евгеньевич строгий человек?
Денис помолчал, уверенно вёл машину, а после моего вопроса даже не сделал попытки взглянуть на меня через зеркало заднего вида. Так и смотрел чётко перед собой, на дорогу. Но затем всё-таки ответил:
— Не строже, чем положено.
Я расстроилась.
— Так я не понимаю. Меня все вокруг запугивают его тиранскими замашками. Говорят, что он требовательный и несговорчивый, и жёсткий. Я чего-то не знаю?
— Олимпиада Викторовна, думаю, он такой, каким и должен быть. Для вас. Остальных слушать необязательно.
— Наверное, вы правы. Просто некоторые чересчур назойливы.
— Вы про этого, в розовой рубашке? Сказали бы мне, я бы его с лестницы спустил.
Я на затылок Дениса посмотрела. После чего заметила:
— Думаю, это то, что бы я услышала от Романа Евгеньевича. И именно об этом все вокруг твердят. Надо быть добрее к людям, Денис.
— Смотря к каким.
Мы помолчали, я в окно смотрела, а потом взяла и спросила:
— Как ваши дети?
Денис, судя по голосу, здорово удивился моему вопросу. Но кивнул.
— Хорошо. Ещё в школе.
— Вам, наверное, нужно съездить, забрать их? Вы поезжайте, я вряд ли сегодня куда-то ещё соберусь…
— Вы не беспокойтесь. Их жена заберёт.
Я замолчала, затем переспросила:
— Жена?
— Да, она сейчас не работает, дома сидит. Она и заберёт.
Ну, Рома… Я даже кулак сжала и полюбовалась на него. Сама себе казалась грозной, но Рому мой кулак вряд ли впечатлит.
Автомобиль остановился на светофоре, я посмотрела за окно и увидела своё лицо на рекламном щите. То есть, не моё, конечно, это было лицо сестры, я засмотрелась на неё. Вдруг стало грустно. Вспомнила разговор с матерью, и невольно призадумалась, где сейчас Ладку носит.
Надо же было такое сотворить со своей жизнью? Хотя, с другой стороны, если бы не она, я бы сейчас не в машине с личным шофёром сидела, а в кредитном отделе банка, рассматривая заявку очередного клиента. Я была бы на своём месте, жила бы привычной жизнью, но была бы я счастлива? В привычном и понятном для меня смысле — да. Вот только смысл поменялся, и я теперь счастлива от осознания этого.
Эта мысль меня настолько вдохновила, что я позабыла, что злюсь на Романа Евгеньевича, когда застала того дома. Рома вышел мне навстречу, когда я дверь открыла, что-то жевал, но мне улыбнулся.
— Нагулялась?
Я сумки с покупками ему отдала и тут же обняла. Роман Евгеньевич насторожился.
— Что случилось?
— Ничего. — Я в щёку его поцеловала и первой отодвинулась. — Просто увидела Ладкину фотографию на улице, и всякая ерунда в голову полезла. Но всё хорошо. Ты ешь?
— Да, мне ещё уехать надо. Купила что хотела?
— Купила.
Я направилась на кухню, Рома за мной, ладони мне на плечи положил.
— Рома, у меня какие-то проблемы с работой, — сказала я, припомнив разъярённое лицо Аркаши.
Я налила себе воды в стакан, остановилась у стойки, пока Роман Евгеньевич вернулся за стол, к тарелке с супом.
Услышав про работу, любимый насупился.
— Ты опять…
— Я не опять, — успокоила я его. — Я про Ладкину работу. Аркаша мне в торговом центре встретился, каким-то договором грозил.
— Что значит, грозил? У него здоровья много? Или смелость маниакальная проснулась? Я ему погрожу.
Я ткнула в Ромку пальцем.
— Молчи.
Он глаза на меня вытаращил.
— В смысле?
— В прямом. Пообещай мне, что не будешь звонить Аркаше и с ним разбираться. Поручи это Мише.
— Липа, блин!..
Он не «блин» сказал, совсем не «блин», но я мысленно для себя подредактировала, а палец теперь вверх направила, привлекая его внимание.
— Рома.
Ромка недовольно крякнул, от меня отвернулся, сунул в рот ложку с супом. А я, оставив стакан с водой на стойке, подошла к нему. Обняла и поцеловала. И миролюбиво проговорила:
