Эффект бабочки - страница 118
— Вы пытаетесь сказать, что все, что не происходит, к лучшему?
— Я пытаюсь сказать, что давно пора перестать гадать, Глеб. Давно.
— Я не могу перестать. Всегда буду сомневаться, виноват больше или меньше.
— Не виноват. Веришь?
— Нет.
Владимир хмыкнул. По правде, на другой ответ и не рассчитывал.
— Ну, хочешь, покажу?
Снова взмахнул рукой, и уже с другой стороны открылся экран. Изображение на нем пока не двигалось — ночь, две фигуры у байка. Глеб знал, что это за фигуры.
— Показывать? — дождавшись неуверенного, но все же кивка, Владимир запустил изображение.
Один человек сидит, прикладывая к рассеченной брови какую-то тряпку, а другой наматывает круги, подпрыгивая, изредка затягиваясь сигаретой…
— Ты бухой, за руль не сядешь, — тот, что с тряпкой, ругается сквозь зубы, снова и снова прикладывая руки ко лбу, и каждый раз чувствуя, что кровь не прекратилась.
— Нам тут три квартала, Глеб. Давай… Я уже выветрился весь. Смотри.
Второй закрыл глаза, вроде бы вполне уверенно нашел указательным пальцем кончик носа.
— Стой и жди, сейчас кровь прекратится, отвезу нас куда надо…
— Да мы тут окоченеем, пока у тебя кровь прекратится. Не будь идиотом, Северов, двигай жопу, надевай шлем, и поехали.
Не слушая протесты друга, второй подвинул первого, завел мотор, натянул на голову шлем.
И как бы Глеб ни злился в тот момент, как бы хорошо ни понимал, что соглашаясь, совершает ошибку, перекинул ногу, тоже натягивая шлем.
— Понял? За рулем был не ты. Это правда.
— Но я же все равно дал ему сесть, значит, виноват в этом.
Владимир закатил глаза. Разговаривать с упрямцем было сложно. Говорит, что хочет вернуться, а сам так цепляется за малейший повод этого не делать.
— А я виноват в том, что выскочил, не посмотрев по сторонам. А твой друг виноват в том, что выпил. А врачи виноваты в том, что недосмотрели. Просто признай тогда, что хочешь винить во всем себя…
— И если признаю…
— Там, — вновь открылось окно в палату. Кровать, неваляшка в бинтах, Настя рядом с кроватью, — на мониторе пойдет прямая линия, а ты пойдешь дальше.
— Тогда не хочу.
— Тогда перестань считать, что умереть сейчас — не худший вариант…
Легко сказать, а сделать… как?
— Наташа тебя простила.
— Что?
— Даже Наташа тебя простила. Увидела, как Насте плохо, и простила. Она смогла, а ты не можешь. А Насте очень плохо. Она, знаешь, сильная, но ты ее сейчас этим сломаешь. И в этом будет действительно только твоя вина, потому что не захотел вернуться к ней.
— Я хочу.
— Ну так почему стоишь?
— Не могу я, — Глеб просил отчаянный взгляд сначала в окно палаты, потом дороги. Еще несколько секунду, и они выедут на тот самый перекресток, а потом смертельная авария.
— Глебушка… — белизну снова разрезал шепот Насти. — Я же люблю тебя…
И в этот самый момент раздался утробный рык мотоцикла, падающего на бок, сбрасывающего одного пассажира, а другого волочащего по проезжей части, прямиком на пешехода.
— Не могу… — наблюдая за этим, Глеб застыл, а руки бессильно опустились вдоль туловища. Настин шепот стал еще тише.
— Думаешь, моя дочь могла бы полюбить человека, который действительно является убийцей?
— Она не знала.
— Думаешь, смогла бы остаться с тобой? Она тебя любит, Глеб. И ждет. А раз любит моя Настя, значит, есть за что.
Окно в прошлое закрылось. Теперь Владимир смотрел уже решительно и немного зло. Видимо, раньше играл в право выбора, а теперь собирался тумаками выталкивать Глеба из этого «чего-то».
— Ты не сомневался, постепенно занимая место в ее сердце. Был так настойчив, терпелив. Ради чего? Чтоб теперь бросить? Знаешь что, зять?
Зять не знал, промолчал.
— Если бросишь ее сейчас, если умрешь, будешь виноват. И она не простит. Ни тебя, ни себя, ни меня.
— А вас-то за что?
— Что не вернул тебя. Она просила…
Глеб долго молчал, глядя в окно палаты. Он очень хотел туда, к ней, но что-то не пускало. И продолжаться это могло долго, а потому Владимир решил достать свой последний козырь.
— Она беременна, Глеб. Так что не дури и возвращайся…
Мужчина вскинул взгляд, а время, снова ускорившееся в окне палаты, вдруг застыло. Ну наконец-то…
— Пожалей Настю и вашего ребенка. Возвращайся, вырасти его, дай то, что я не смог дать своим детям, и будем считать, что мы квиты. Даже не так, будем считать, что ты сам с собой расквитался.
Глеб вдруг расплылся в улыбке. Вряд ли это следствие последних слов Владимира, просто информация постепенно доходит до разума…
— Можно я у вас хоть благословения попрошу, раз уж шанс выпал?
И видя, какие метаморфозы происходят с Глебом, а заодно и с местом — белый туман начинает потихоньку таять, Владимир улыбнулся в ответ.
— Я вроде как уже благословил, иначе, думаешь, занимался бы ерундой так долго?
Таяла не только белизна — очертания говорившего тоже начали смазываться.
— Я, похоже, возвращаюсь, — да и сам Глеб стал «подтаивать». Опустил взгляд на руки, следя за тем, как они растворяются, фаланга за фалангой. Чувство странное, но не страшное.
— Береги ее.
Ответить Глеб уже не успел — белизна сменилась темнотой, в которой противно пищали аппараты.
* * *
Настя давно выплакала все слезы, искусала губы, устала злиться и ждать. Не устала только надеяться. Шел четырнадцатый день в больнице. Даже кости у него, по словам врачей, начали хорошо заживать, а глаз он еще не открывал.
