Его любимая кукла - страница 42
– Ты не связывался с этим депутатом? – все же уточнил он.
– Слишком высокого полёта пташка для меня, – ответил Костя, снова кривя губы в своей привычной усмешке. – А что, он тебя прижал?
– Да. Хочет, чтобы мы взяли на «Шахерезаду» запрещённый груз.
Костя присвистнул.
– И что это? Оружие? Наркотики?
– Не знаю. Этот ублюдок не сказал.
– А ты, значит, сразу подумал на меня, – произнес Костя после паузы. – Что непутёвый брат тебя сдал. Продал, как Иуда.
Рома посмотрел на него, пытаясь понять, что значит эта безысходность, читающаяся в глазах и голосе брата наравне с горечью.
– Извини. Ты постоянно во что-то ввязываешься и у тебя одного из немногих есть доступ к этой информации…
– Ну да, братец, и потому я первый подозреваемый в твоём списке, – усмехнулся Костя. – Но, увы, столь блистательная схема совсем не моего авторства, что даже обидно, – хмыкнул он. – Я могу идти или ты ещё не закончил допрос?
– Можешь идти, – ответил Роман, устало роняя голову на ладони.
– Знаешь что? – донёсся голос Кости уже от двери, – а допросил бы ты свою девку на этот счёт.
– Арину?
– Ну да. Этот Каневский ведь в конце концов ее муж.
Часть 2. Глава 4
Он чувствовал себя так, будто его со всего размаха ударили по голове. Резко, безжалостно, до звона в ушах. Все время, что ехал домой, отдав приказ гнать со всей дури, в висках стучало навязчивое: «ведь этот Каневский ее муж».
Роман почти задыхался, хотя сидел бездвижно в одной позе. Сидел и врал сам себе, что всему этому есть иное объяснение. Совсем не то, что приходит на ум первым.
– Позови Арину в кабинет, – приказал он своему помощнику, едва очутившись в доме. Проехал рваными рывками по коридору. Сделал глубокий вдох и толкнул дверь, слыша лишь, как оглушающе грохочет сердце о грудную клетку.
Она пришла быстро, словно только и ждала, когда он позовет. Роман не стал подбирать слова, не стал тратить время на долгое вступление. Просто спросил:
– Ты знаешь лично Виктора Каневского?
Он уже все понимал. Ясно и неотвратимо понимал, что произошло на самом деле. Но сейчас отчаянно хотел, чтобы она ему солгала. Чтобы просто солгала, а он ей поверил. Бездумно и наивно. Он поверит всему, что она скажет. Позволит сделать из себя дурака. Не все ли ему теперь равно, ведь он уже оказался безнадежным идиотом, когда посмел вообще на что-то надеяться.
Она прекрасно понимала, чем именно все закончится. Осознавала, в какую ловушку её загнал Виктор. Но боль от этого понимания не притуплялась, напротив, с каждой секундой, когда Арина была вынуждена играть свою роль, становилась все более нестерпимой. Зачем – зачем? – она на долю секунды поверила в то, что теперь в её жизни все может быть по-другому? Зачем вообще допустила мысль, что может быть счастлива? В тот вечер, когда переправляла информацию о «Шахерезаде» Виктору, понимала, что собственными руками оканчивает всё то, что настолько кратковременно, но в тоже время молниеносно, ворвалось в её жизнь. И что стало до боли ценным, но не ценнее жизни и здоровья ребёнка, которые всегда для неё будут на первом плане. Это был действительно конец всему, и внутри Арины словно бы начался обратный отсчёт. Будто бы неминуемое вот-вот должно было случиться, и совсем не от неё зависело, сколько времени ей отведено на этот последний вдох.
Она не представляла, как именно отреагирует Роман на случившееся, и страх, который испытывала раньше перед мужем, теперь показался ей каким-то бесцветным. Настоящий ужас она ощущала сейчас, и он разрывал её на куски. Она огромным усилием воли делала то, чего делать совершенно не желала – вновь стала послушной куклой, ожидающей, когда её переломают на части.
Всего на секунду допустила мысль о том, чтобы рассказать все Королеву, но тут же прогнала её прочь – останавливало кристально ясное понимание: Виктор был если не всесильным, то имел гораздо больше влияния, чем Королёв. К тому же вряд ли её ребёнок будет настолько ценен для Романа, что он поставит его жизнь во главу угла. И в этом она совершенно не могла его обвинять. Наличие у неё сына вряд ли имело хоть какую-то важность, когда на другой чаше весов стояло ни много, ни мало, а семейное дело Королёва. Кирилл же был нужен только Арине, и именно она несла полную ответственность за то, что с ним могло случиться.
Каждая секунда билась в ушах отвратительным шумом бегущей по венам крови, которая несла в себе только страх. Яд от ужаса растекался по нутру, превращая Арину в клубок напряженных нервов. Казалось, любое действие или слово могут послужить спусковым крючком. Безмолвный крик, который она сдерживала в себе, готов был вырваться наружу в любой момент. Но она не имела права даже на шёпот.
К моменту, когда Королёв вызвал её к себе, она понимала, что долго не выдержит. Заберёт вещи и сбежит, чтобы только больше не выносить того, что на неё свалилось. При этом знала, что поступить так не может. Виктор дал понять ей совершенно чётко, чего именно хочет и добивается. Она была изломанной игрушкой в его руках, и он собирался уничтожить её окончательно. Превратить жизнь в руины, из которых она уже ничего и никогда не сможет собрать. И только мысли о Кирилле давали Арине силы.
Она вдруг почувствовала себя абсолютно спокойной, и хоть руки её подрагивали, понимание, чем именно закончится её встреча с Королёвым в его кабинете, странным образом породило в ней равнодушие. Она предпочла бы, чтобы Роман действовал также как и её муж. Ударил бы, наорал, снова ударил, лишь бы только не видеть презрение и ненависть в его глазах.
