На перекрестке - страница 37
— И чё? — Люсинда разложила вилки, села на стул и уставилась на меня. — Женитесь?
— Кто? — вздрогнула я.
— Как кто? — усмехнулась Люсинда. — Ты со своим мужиком. Как его зовут-то? А то он тогда так обалдел, когда наткнулся на нас, что забыл представиться. — И она трубно расхохоталась.
— Павел, — пробормотала я. — Пока не женимся.
— И правильно. — Кошкина хлопнула ладонью по столу. — Повремени.
— Почему это? — заинтересовалась я.
Кошкина вела себя нетипично. Обычно все принимались талдычить мне, что, дескать, одной нехорошо, так что давай, давай, форсируй, иначе мужик сорвется с крючка. А Люська отговаривает. С чего бы это?
— Я вот все время замужем, — поведала Кошкина, постукивая пальцами по столешнице, — засада, ей-богу. Все время кому-то что-то должна, ни минуты не можешь подумать только о себе…
— Это ты не о замужестве, — перебила ее я, — это ты о детях?
— Дети само собой, — согласилась Кошкина, — дети для меня все…
Это я успела заметить. Несмотря на весьма своеобразные методы воспитания в семействе Кошкиных, то, что дети — свет очей Люсинды, было понятно с самых первых минут их пребывания в моем доме.
— …но с детьми никаких проблем, — продолжала Кошкина, — то, что это крест пожизненный, я очень даже спокойно воспринимаю. Мне даже нравится. — Она улыбнулась слегка смущенно.
Я и говорю: Кошкина не переставала удивлять меня. Иногда в хорошем смысле, вот как сейчас, например.
— Но вот мужики… — Лицо Люсинды помрачнело. — Это что-то… Я тут не согласна. Ведут себя хуже детей. Внимания требуют столько, что никаких нервов не хватит.
— Но ты же только о своем знаешь, — возразила я. — Остальные, может, совсем не такие.
— Да? — Она прищурилась. — Твой, что ли, другой? Не душит?
— Откуда я знаю, будет душить или нет? Мы еще не живем вместе, — пробормотала я.
— И что? — протянула Кошкина. — Неужели сейчас уже непонятно, что это будет?
Я пожала плечами. Разговор приобретал неприятный оттенок. Надо бы сворачиваться. Я с Дашкой-то стараюсь на эту тему не заводиться, а Кошкина уж совсем неподходящий собеседник для этого.
— Гниловатый он у тебя, — внезапно изрекла Люсинда.
— Что? — вздрогнула я.
— Гниловатый, говорю, он, — повторила Кошкина.
— Кто?
— Да Павел твой.
— С ч-чего т-ты взяла? — чуть заикаясь, спросила я.
Беда, мелькнула мысль. Заикание — это очень тревожный признак. Появляется у меня только как прелюдия к сильнейшему гневу. И тогда я начинаю делать вещи, о которых впоследствии страшно сожалею. Колочу посуду, ору нечто ужасное, ругаюсь как сапожник.
Какого черта она лезет не в свое дело?! Свалилась мне на голову со своими обормотами, оккупировала всю квартиру, за три дня установила в ней свои правила и теперь еще дает ценные указания, как мне строить мою личную жизнь! И видела-то Павла в общей сложности всего пять минут, а туда же — делает умозаключения. И мало того — сообщает мне о них. Какого черта?!
— Не знаю, — пожала плечами Кошкина, — вот увидела его и как будто откровение…
Психолог хренов! Откровение! Шла бы в экстрасенсы, раз на нее откровения валятся со всех сторон. Только не надо при этом вязаться ко мне! Я сама со всем разберусь.
Надо уйти отсюда, подумала я, иначе прибью ее. Я повернулась к окну, взяла с подоконника графин, налила из него воды в стакан, поднесла стакан к губам и сделала несколько глотков.
— Знаешь, — произнесла я чуть хриплым голосом, — вы ужинайте без меня. Я потом, — и бочком двинулась из кухни.
— Катрин, — воскликнула Кошкина, — ты что, обиделась? Не дури, ей-богу! Это же все так, болтовня.
Я махнула рукой, мол, закончим на этом, и побрела в спальню. Люсинда что-то бубнила мне вслед, но я не слушала ее, вся во власти своих мыслей.
Иногда мне очень хочется жить на необитаемом острове. Но не там, где пальмы и песок — слишком празднично, а где-нибудь в районе Ньюфаундлендских или Фарерских островов. Ветер, океан и — никого. Ладно, пусть со мной будут Иринка и Бренда (не уверена только, что они согласились бы покинуть этот суетный город) и плюс еще пара сотен местных жителей, но не более того. И никто, никто тогда не будет лезть в мою жизнь, топтаться там, гостить и вносить в нее свои коррективы. Интересно, есть ли эмиграция в эти отдаленные места?
Я закрыла за собой дверь и включила компьютер. Сейчас как раз и посмотрю. И просто поползаю по Сети, развеюсь. Заодно мейл проверю. С этими Кошкиными вся жизнь пошла наперекосяк — второй день уже не заглядывала в свою почту.
Почтовая программа грузилась медленно. Железо ни к черту, в который раз подумала я. Все, со следующей зарплаты купим новый компьютер. Может быть, даже ноутбук. О! Письмо. Даже два.
«Здравствуйте, Екатерина Александрова, — писал мне интернет-магазин «Озон». — Что-то вы давно у нас ничего не заказывали…». И далее мне предлагался целый список того, что мне нужно срочно купить. Я купила. А что? Мне требовалось лечение. После кошкинской эскапады. Надеюсь, что фундаментальный русско-английский словарь фразеологических оборотов кому-нибудь в нашей семье рано или поздно пригодится. Стоит, правда, зараза… Но словари — моя слабость. Иногда я их даже почитываю.
Я щелкнула мышкой по второму письму. Кто-то неопознанный под ником dk_kd. Знаю, знаю, что нельзя так запросто открывать незнакомые письма — а вдруг вирус? Но ничего не могу с собой поделать — страшно любопытно, а что там за этими загадочными никами? Обычно «там» не оказывается ничего особенного. Реклама и только. Порой предложения о переписке, носящие откровенно эротический характер. А вообще-то у меня в почтовом ящике такого хлама бывает очень мало. Поэтому, видно, я и открываю все подряд. Вот Дарья, которая активно «живет» в Интернете, удаляет всех незнакомцев без колебаний. «По тридцать — сорок за день!» — стонет она. Если б мне столько накидывали в постбокс, я бы тоже перестала читать все послания.
