Разорванные цепи - страница 67
Но я был в отчаянии и горе, что подстегивало меня к решимости отомстить любыми методами и возможностями. Вот только последних было не так много. Тем более рядом со мной тихо сходила с ума мама, чей разум не справился с двойной потерей близких людей, и она предпочла уйти в свой внутренний мир, где ей было хорошо и уютно. К этому времени Синягин прекратил попытки рейдерского захвата фирмы и, предложив за нее хорошие деньги, выкупил ее, тем самым позволив мне позаботиться о прекрасном месте для лечения и проживания мамы. Тогда-то я и познакомился с доктором психологических наук, профессором Томских Владимиром Викторовичем, который принимал живейшее участие в постановке диагноза и дальнейшем лечении моей мамы. Впрочем, несмотря на все прошедшие годы, он и сейчас с успехом руководит своей клиникой и наблюдает маму.
Практически же на деньги Антона Синягина я нанял детектива, чтобы следить за его юной дочерью Полиной, недавно справившей свое шестнадцатилетие. У меня появилась навязчивая идея отомстить ее папочке той же монетой, чтобы тот на себе испытал все горе и отчаяние, через которое прошел я, лишившись своей младшей сестры. Часами рассматривал фотки Полины и отчеты, присылаемые детективом. С болезненным любопытством всматривался в ее лицо, пытаясь понять, какая она на самом деле. Такая же стерва, как ее папочка? С фотографий на меня смотрела еще не оформившаяся девчонка, этакий худенький угловатый подросток с не детским взглядом темных больших глаз, казавшимися непропорционально огромными на маленьком личике. Совсем не похожее на смешливое лицо вечно улыбавшейся сестренки, которой уже нет на этом свете, а вот эта Синягинская девка жива. Волосы, заплетенные в две толстых косы или небрежно забранные в хвост на затылке. Брендовые дорогие вещички. Вот вырастет, и так же, как папочка, принесет окружающим много горя. Говорили, что она капризна и имеет неуживчивый характер, вечно воюет с прислугой, учителями, охранниками и женщинами отца. А тот просто обожает дочку и во всем идет на поводу. Какой из нее нормальный человек может вырасти при таком воспитании и папаше, я только лучше сделаю людям, убрав с их пути такую мерзкую пакость?! Значит, если что с ней случится страшное, то Синягин до конца почувствует, каково бывает тем, кто попал под неумолимые колеса его бизнеса. Пусть захлебнется от отдачи собственной подлости. А за девчонку он явно переживает, не зря за той везде таскается двое охранников, понимает, падла, что за все, что делает, может и дочке не поздоровиться. Сложно было к ней подобраться, но эта прохиндейка изредка выбиралась из дома, в то же кафе или в парк. Вполне можно придумать, как ее перехватить и похитить. Конечно, я сам не смог бы изнасиловать девочку, но есть же люди, за деньги согласные на все? В конце концов, через знакомых мне посчастливилось выйти на Синягиское окружение, вернее, на одного из его охранников. Мы предварительно с ним встретились, обговорили то, что я хочу. Этот тип долго мялся, говорил, что сложно, практически невозможно, но у него самого на папашку была собственная обида, тот недавно «с волчьим билетом» погнал его с работы, теперь он не мог никуда устроиться, хоть из города уезжай. Сумму за выполнение услуги он запросил немалую, сказав, что один точно не справится и придется делиться с товарищем, который тоже будет участвовать. Мы договорились встретиться еще раз на малолюдном берегу реки, куда я приеду с задатком и окончательно проработанным планом похищения девчонки. Я и приехал в один из вечеров, правда встречали меня не только те, с кем я договаривался, но и сам Синягин со своими людьми, которые удерживали недалеко моих предполагаемых исполнителей. Дальнейшее напоминало действие паршивого спектакля, когда озверевший Синягин, схватив меня за горло наносил удары, шипя змеей и плюясь от гнева. Крича, что пожалел меня, плюгавого щенка, а тот полез на самое дорогое и сам виноват во всем, потому что теперь он точно уберет меня от его дочки всерьез и надолго, чтобы всякая гнида и не помышляла причинить девочке малейший вред.
Я слышал, лежа на земле и корчась от боли, как он отдал приказ пристрелить обоих охранников, сказав, что предателей в живых не оставляет, а затем прозвучали выстрелы. Как потом в мои, сведенные от боли пальцы вставляли пистолет, и затем все ненадолго стихло. Чтобы через несколько минут здесь же развернулось второе действие спектакля, только с уже другими актерами. Словно из-под земли возникшими милиционерами, скорой, катафалками, понятыми и прочее, прочее. Полгода меня исправно возили из сизо на следственные действия, на место происшествия, допрашивали, сотни раз требуя рассказать, как и за что я убивал двоих бедняг, что мы не поделили и почему мой денежный долг перед этими двумя людьми я оценил выше, чем их жизни. Снимали показания, откуда-то возникали понятые и даже свидетели, утверждавшие, что видели нас в кафе, где мои исполнители громко и гневно требовали вернуть одолженные десять тысяч долларов, которые не могу отдать им уже более полугода. Ни у кого не возникло сомнения в том, что я застрелил двоих людей по этой причине. Все знали, как бегал и занимал деньги у всех и везде, где только возможно, чтобы спасти фирму от банкротства. А тут и улики налицо — сам преступник на месте преступления, оружие убийства в его руках, жертвы преступления в виде трупов. А на суде появились даже свидетели преступления, утверждавшие, что видели все происходившее от начала до конца. Какие-то незнакомые парень с девушкой, у которых рядом, в кустах, проходило «романтическое» свидание, и теперь они с праведным гневом изобличали запиравшегося в несознанке преступника, то есть меня. Судья со спокойной совестью назначила мне срок пятнадцать лет, с отбыванием приговора в колонии строго режима. Не понимаю, почему Синягин тогда не пристрелил на месте и меня, чтобы избавиться раз и навсегда, но видимо очень скоро он об этом пожалел. Иначе, зачем начал доставать меня и за решеткой, может, просто хотел, чтобы сам наложил на себя руки от невозможности жить после унижения? Но именно здесь я встретил Дмитрия, который взял под опеку отчаявшегося пацана, озверелого к тому времени настолько, что не боялся смерти, боли, а думал только о том, чтобы умереть, прихватив с собой вместе побольше шакалов, которые из раза в раз придумывали новые ловушки и издевательства.
