Воспитатель - страница 19

— Умм… — издала непонятные звуки я, когда сумасшедший зажал мой рот в поцелуе!

Да что же он делает, прямо под моими окнами?! Там же Сашка с Лилькой! Вот же, идиот какой-то!!!

— К…Константин! — замолотила по нему кулачками, но разве ж эту скалу пробьешь? В одной тонкой рубашке, в отличие от меня, а силы в нем… А еще… еще температура его тела зашкаливает, как у настоящего волка. Объясните мне, как это возможно, что он, почти голый, на морозе, горячее, чем я в своем пальто? — Константин Викторович, отпустите меня немедленно! И помогите мне встать!

— Ой, Катенька, я же не специально, но не смог отказать себе в удовольствии насладится твоими губками, моя красавица!

Подлец улыбался так обворожительно, что мой праведный гнев был готов спрятаться и позорно отступить еще до того, как меня поставили на ноги. Белявский отряхнул коллегу, а потом собрал со снега все, что мы с ним только что уронили. Вот, опять! Ну, почему? Почему он появился вдруг из ниоткуда и опять стал самым идеальным мужчиной на свете? За что мне это? Добить хочет? Исчез с самого утра, пропадал неизвестно где, и одно из этого «неизвестно» был солярий. Других вариантов и предположений у меня нет. Где еще в России за день можно получить настолько яркий загар?

— Вот! Все собрал! — радостно сообщил мне потрясающий мерзавец.

А какой еще? Не удивляйтесь. Здоровенный, загорелый, ворот рубашки нараспашку, оттуда торчит… бог мой, кусочек его оголенной кожи, сам небритый, глаза горят (и я теперь знаю, что значит этот огонь, предвестником чего именно он является в интерпретации Белявского) а от его фигуры в свете уличных фонарей, видно, как поднимается пар! Это не мужчина, это атомная бомба для женского сердца.

— Пойдем наверх? — без намека на шутку, спросил невозможный тип. — Я очень голодный. Вот, не поверишь, с самого утра маковой росинки во рту не было. Весь день думаю о твоем омлете…

Он стоял передо мной с протянутыми в руке розами, которые я не спешила принять.

— Зачем о нем думать, если его можно было съесть? — холодно парировала я, вздернув подбородок и, однозначно, представляя себя в тот момент Снежной Королевой. Никак не меньше.

— Катенька! — брови Белявского взлетели вверх, словно он не ожидал, что я могу отреагировать на его бесцеремонный уход плохо. — Я виноват! Прости меня, дурака! На службу вызвали, надо было срочно уехать!

Не успела отреагировать, потому что махина наплевав на свои супер дорогие брюки… прямо под моими окнами, прямо перед всеми соседями, прямо на улице… бухналусь вместе с цветами передо мной на колени и прижала меня к себе так, что его огромная дурная голова оказалась у меня на животе.

— Катюша, идиот, каюсь, прости меня! Но я очень, очень голодный! Приюти неразумного, а я все… Все, что хочешь…

— Катька! — я вздрогнула, услышав голос высунувшейся в окно соседки с первого этажа.

Раиса Федоровна уже давно на пенсии и никогда не пропускает ни одного события, которое могло бы случиться у нашего подъезда.

— Катька! — повторила Раиса Федоровна и погрозила мне кулаком. — А ну, веди мужчину домой, чай замерзнет, по снегу в брюках-то ползать! Эко, королева, тоже мне! А вы, мужчина, если эта дура таки вас прогонит, заходите ко мне, я вас с внучкой познакомлю… — хищно улыбнулась старушка беззубым ртом.

— Мам! — а вот этот знакомый мальчишеский голосок, раздавшийся из окна третьего этажа, окончательно вогнал меня в краску. — Веди его домой, я суп разогрел!

— Да, мам! — а это уже Лилька. — Костя, поднимайся к нам! — заверещал тонкий голосок моей дочери.

Да они что все, сговорились что ли?!

— Мужчина, слышите меня, — не унималась Раиса Федоровна.

— Ладно, — процедила сквозь зубы этому нахальному любимчику судьбы, — идем наверх. Но в последний раз! Ужинаете и уезжаете домой! Без вариантов!

— Катенька, как прикажешь! Как скажешь, сладкая! — Белявский обрадовался, словно ребенок, и поспешил за мной в подъезд.

Однако не успела за нами захлопнуться дверь, как невыносимый подлец уже начал:

— Но, если что, я могу на диванчике на ночь пристроится… На кресле… На стульчике в углу…

Глава 20

Мой вечер в результате. Все поужинали. Некоторые, форменным образом игнорируя мое недовольство, а некоторые без аппетита, потому что кое-кто, не будем показывать пальцем, завладел моим домом, моими детьми и даже моими соседями! А ведь, завтра же опять пропадет! Ни на секунду в этом не сомневаюсь.

Сашка, мой Сашка, разлил по тарелкам горячий суп, а моя дочь, этому проходимцу, лично намазала несколько кусочков черного хлеба маслом! Подумать! Представить — и грохнуться без чувств. Мир сошел с ума. Мои дети так за родным отцом не ухаживали. Что в нем такого? Сумасбродный, неуравновешенный, сам себе на уме.

— Костя, а ты где так загорел? — во время ужина, Лилька озвучила один из вопросов, которые не давали мне покоя с момента его появления.

Самое странное, что в солярий я уже не верю. Потому что, для того, чтобы вымыть руки, наглец закатал рукава достаточно высоко, и я к своему несчастью заметила, что его загар заканчивается довольно быстро. В солярии частями не загорают. Так, где же он был сегодня днем?

— Как загорел? — не слишком-то убедительно удивился Белявский и украдкой (с явной опаской) посмотрел на меня. И мне это очень не понравилось.

— Ну, вот же, вот, — дочка уверенно прикоснулась пальчиком к его небритым щекам и рукам.

— Это? Это еще с лета осталось, — хмыкнул наш гость, отломав добрый кусочек черного хлеба.