Я тебя не хочу - страница 54

Новая Сашкина знакомая молчала, переваривая информацию, а Лебедев смеялся.

— Да, такая у меня умная жена, прошу любить и жаловать. И чего ты встала, Маш? Садись. Ты ж не против, Стась? Маша одна здесь, давай ей компанию составим?

Хотелось рявкнуть: «Против!» — но я сдержалась. Растянула губы в вежливой улыбке и кивнула. Не против, мол.

Сашка прям расцвёл. Улыбался, шутил, ухаживал и за мной, и за этой… соотечественницей. Она была, конечно, миленькая, только очень уж глупая. И как её родители одну в чужой город отпустили? Я бы побоялась.

А уж когда Лебедев — не помню только по какому поводу — упомянул в разговоре праздник Седьмое ноября, связав его с Великой октябрьской революцией, мне стало совсем всё понятно с уровнем интеллекта собеседницы.

— Я никогда не понимала, — заявила Маша то ли манерно, то ли смущённо, но в любом случае кокетливо, — почему революция октябрьская, а праздник в ноябре…

Мы с Сашкой зависли, потом переглянулись. Губы Лебедева чуть дрогнули. Сейчас стебанёт…

— А потому что седьмое ноября — день рождения Ленина. Он же революцию-то устроил.

— Да? — удивилась Маша. — Ой, а я не помню уже ничего.

— Ну правильно, — кивнула я, кинув на мужа ироничный взгляд. — Это когда было-то. Сто лет прошло! Ленин просто был лидером революции, сам Зимний дворец штурмом брал. Кричал с крыши: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» Вот поэтому его и в мавзолей положили, и седьмое ноября назначили официальным днём революции.

Маша подумала и спросила:

— А что такое «пролетарии»?

Мда… Интересно, это благодаря ЕГЭ у неё такой девственно чистый мозг? Или от природы?

— Пролетарии — это лётчики, — пояснил Лебедев ласково. Хорошо, что не птицы… — Папа у Ленина лётчик был. А «Пролетарии всех стран, объединяйтесь» — это такой… шифр. Сигнал для солдат, чтобы начинали штурмовать дворец. Поэтому Ленин его с крыши-то и орал.

Минуты через две, когда Маша отошла в туалет, я сказала Сашке:

— Знаешь, что я подумала? В советское время нас с тобой за подобную ересь посадили бы.

— Нет, Стась, — хмыкнул муж, делая глоток своего любимого тёмного пива. — Бери выше. Мы с тобой тут на расстрел уже наговорили. День рождения Ленина, папа-лётчик и летающие пролетарии…

— А кто у Ленина был папа, кстати? — я нахмурилась, напрягая мозг. Не помню. Позор!

— Понятия не имею, — отмахнулся Лебедев. — Я про него только одно знаю совершенно точно. Илья его звали.

— Кэп…

Оказалось, что Маша живёт рядом с нашим отелем, и так как она была одна в чужом городе, Лебедев предложил проводить её. Я забурчала, что у меня уже ноги болят, и когда мы проходили мимо нашей гостиницы, завернула туда. Думаю, Сашка догадается, о чём этот намёк с моей стороны… и воспользуется случаем. Тем более что соотечественница после двух бокалов пива смотрела на Лебедева влажными восторженными глазами и явно была не против наставить мне рога.

В номере я уныло приняла душ, облачилась в ночную рубашку, не сняв бельё. Потом подумала, разозлилась — и сняла. Нафиг, надоело, не могу уже в трусах спать! Сашку сегодня эта юная прелестница удовлетворит, может, он ко мне и не полезет. Даже скорее всего не полезет.

Не было Лебедева около часа, понятное дело — это не просто так. До отеля девицы идти от силы минут десять. Десять туда, десять обратно… А раз до сих пор не пришёл — значит, завис у неё. Выколачивает из Маши последний мозг.

Фи, Стася, как пошло и грубо.

Наконец, явился. Ровно через час. Зашёл весёлый такой, улыбнулся сидящей на кровати мне, и я не выдержала.

— Понравилось? — спросила ехидно, изо всех сил сдерживая слёзы.

Сашка подошёл ближе, размахивая каким-то пакетиком, и встал передо мной на колени. Положил пакетик на пол, а ладони — мне на бёдра.

— Стась, — Лебедев гладил меня, и пусть я злилась, но и млела тоже, — ты чего такая злая?

— Потому что ты врун, — буркнула я, и он улыбнулся, попытавшись приподнять мне рубашку и просунуть руки под неё, но я это пресекла.

— Я не врун, а выдумщик. И вообще с чего вдруг такие мысли?

— С того.

Я недовольно запыхтела. Сашка фыркнул, чуть приподнялся и обхватил ладонями моё лицо.

— Признавайся. Чем я тебя прогневал, моя королева?

— Царевной своей. Очередной.

— Царе-е-евной? — протянул Лебедев и потёрся своим носом о мой. И я бы даже улыбнулась, если бы не была настолько зла.

— Да, царевной! Кто мне тут недавно в уши заливал — мол, пока ты не скажешь «да», я по другим девкам ни ногой?!

Сашка засмеялся, я дёрнулась — и оказалась опрокинута на кровать и прижата сверху его телом. Да ещё и с разведёнными ногами…

— Выдумщица ты, Стась. И ревнючая, к тому же, — сказал муж, по-прежнему широко улыбаясь. Я пихнула его ладонью в грудь и, пыхтя, заявила:

— Слезай!

— Неа.

— Мало тебе этой… Маши?!

Лебедев хмыкнул, а потом толкнулся вперёд, задевая грубой тканью джинсов нежную кожу между моих ног.

— Сашка… — простонала я, всхлипывая. — Сволочь…

— И не говори.

— Гад…

— Точно.

Он всё двигался, правда, не так резко, как в прошлый раз — наверное, боялся поцарапать. Но мне и этого оказалось достаточно, чтобы вспыхнуть и сгореть в собственном пламени.

Руки, ноги и мозги стали ватными, и пока я собирала себя обратно по частям, Сашка говорил, целуя меня в щёки и губы:

— Забудь. Про эту Машу. Я её уже забыл. Заходил в магазин. Перед закрытием заскочил. Поэтому так долго.

И после каждой фразы — поцелуй. И постепенно всё крепче и глубже…

— Магазин? — прошептала я, когда Сашка переключился на шею.

— Угу. Подарок тебе купил. А ты… ревнючка.